фр. Nathalie Sarraute. Les Fruits d"or · 1964

Читается за 6 минут

На одной из выставок в светской беседе случайно заходит речь о новом, недавно опубликованном романе. Сначала о нем никто или почти никто не знает, но внезапно к нему просыпается интерес. Критики считают своим долгом восхищаться «Золотыми плодами» как чистейшим образцом высокого искусства - вещью, замкнутой в себе, превосходно отшлифованной, вершиной современной литературы. Написана хвалебная статья некоего Брюлэ. Никто не смеет возразить, даже бунтари молчат. Поддавшись захлестнувшей всех волне, роман читают даже те, у кого на современных писателей никогда не хватает времени.

Кто-то авторитетный, к кому самые слабые «бедные невежды», блуждающие в ночи, вязнущие в трясине, обращаются с мольбой высказать своё собственное суждение, отваживается отметить, что при всех неоспоримых достоинствах романа есть в нем и некоторые недочёты, например в языке. По его мнению, в нем много запутанности, он неуклюж, даже иногда тяжеловат, но и классики, когда они были новаторами, тоже казались запутанными и неуклюжими. В целом книга современна и превосходно отражает дух времени, а это и отличает настоящие произведения искусства.

Кто-то другой, не поддавшись всеобщей эпидемии восторга, вслух не выражает своего скептицизма, но напускает на себя презрительный, немного раздражённый вид. Его единомышленница лишь наедине с ним осмеливается признаться в том, что тоже не видит в книге достоинств: по ее мнению, она трудна, холодна и кажется подделкой.

Иные знатоки видят ценность «Золотых плодов» в том, что книга правдива, в ней есть удивительная точность, она реальнее самой жизни. Они стремятся разгадать, как она сделана, смакуют отдельные фрагменты, подобно сочным кускам какого-нибудь экзотического фрукта, сравнивают это произведение с Ватто, с Фрагонаром, с рябью воды в лунном свете.

Наиболее экзальтированные бьются в экстазе, словно пронзённые электрическим током, другие убеждают, что книга фальшива, в жизни так не бывает, третьи лезут к ним с объяснениями. Женщины сравнивают себя с героиней, обсасывают сцены романа и примеряют их на себя.

Кто-то пробует проанализировать одну из сцен романа вне контекста, она кажется далёкой от реальности, лишённой смысла. О самой сцене известно лишь, что молодой человек накинул на плечи девушки шаль. Засомневавшиеся просят убеждённых сторонников книги разъяснить им некоторые детали, но «убеждённые» отшатываются от них, как от еретиков. Они нападают на одинокого Жана Лабори, особенно старательно отмалчивающегося. Страшное подозрение тяготеет над ним. Он начинает, запинаясь, оправдываться, успокаивать остальных, пусть все знают: он - пустой сосуд, готовый принять все, чем они пожелают его наполнить. Кто не согласен - притворяется слепым, глухим. Но находится одна, не желающая поддаваться: ей кажется, что «Золотые плоды» - это скука смертная, а если есть в книге какие-то достоинства, то просит доказать их с книгой в руках. Те, кто думает так же, как она, расправляют плечи и благодарно ей улыбаются. Может быть, они давно увидели достоинства произведения сами, но решили, что из-за такой малости нельзя называть книгу шедевром, и тогда они будут смеяться над остальными, над неизбалованными, довольствующимися «жидкой кашицей для беззубых», будут обращаться с ними, как с детьми. Однако мимолётная вспышка сразу оказывается притушена. Все взгляды обращаются к двум маститым критикам. В одном ураганом бушует мощный ум, от мыслей в его глазах лихорадочно вспыхивают блуждающие огоньки. Другой похож на бурдюк, наполненный чем-то ценным, чем он делится только с избранными. Они решают поставить на место эту слабоумную, эту возмутительницу спокойствия и объясняют достоинства произведения заумными терминами, ещё больше запутывающими слушателей. И те, кто на миг вознадеялся выйти на «солнечные просторы», снова оказываются гонимыми в «бесконечную ширь ледяной тундры».

Только один из всей толпы постигает истину, замечает заговорщический взгляд, которым обмениваются те двое, прежде чем тройным замком запереться от остальных и высказать своё суждение. Теперь все раболепно им поклоняются, он одинокий, «постигший истину», все ищет себе единомышленника, а когда наконец находит, то те двое смотрят на них, как на умственно отсталых, которые не могут разбираться в тонкостях, посмеиваются над ними и удивляются, что они все ещё так долго обсуждают «Золотые плоды».

Вскоре появляются критики - такие, как некий Моно, который называет «Золотые плоды» «нулём»; Меттетадь идёт ещё дальше и резко выступает против Брейе. Некая Марта находит роман смешным, считает его комедией. К «Золотым плодам» подходят любые эпитеты, в нем есть все на свете, считают некоторые, это реальный, самый настоящий мир. Есть те, кто был до «Золотых плодов», и те, кто после. Мы - поколение «Золотых плодов», так нас будут называть, - подхватывают другие. Предел достигнут. Однако все явственней слышны голоса, называющие роман дешёвкой, пошлятиной, пустым местом. Верные сторонники уверяют, что писатель допустил некоторые недостатки нарочно. Им возражают, что если бы автор решил ввести в роман элементы пошлости обдуманно, то он бы сгустил краски, сделал бы их сочней, превратил бы в литературный приём, а скрывать недостатки под словом «нарочно» смешно и неоправданно. Кого-то этот аргумент сбивает с толку.

Однако благожелательного критика толпа жаждущих истины просит с книгой в руках доказать ее красоту. Он делает слабую попытку, но его слова, срываясь с языка, «опадают вялыми листьями», он не может отыскать ни одного примера для подтверждения своих хвалебных отзывов и с позором ретируется. Персонажи сами удивляются, каким образом им случается все время присутствовать при невероятных переменах отношения к книге, но это уже кажется вполне привычным. Все эти беспричинные внезапные увлечения похожи на массовые галлюцинации. Ещё совсем недавно никто не осмеливался возражать против достоинств «Золотых плодов», а вскоре оказывается, что о них говорят все меньше и меньше, затем вообще забывают, что такой роман когда-либо существовал, и лишь потомки через несколько лет смогут точно сказать, является ли эта книга истинной литературой или нет.

Пересказала

Натали Саррот (Natalie Sarraute) р. 1900

Золотые плоды (Les fruits d"or)

Роман (1963)

На одной из выставок в светской беседе случайно заходит речь о новом, недавно опубликованном романе. Сначала о нем никто или почти никто не знает, но внезапно к нему просыпается интерес. Критики считают своим долгом восхищаться "Золотыми плодами" как чистейшим образцом высокого искусства - вещью, замкнутой в себе, превосходно отшлифованной, вершиной современной литературы. Написана хвалебная статья некоего Брюлэ. Никто не смеет возразить, даже бунтари молчат. Поддавшись захлестнувшей всех волне, роман читают даже те, у кого на современных писателей никогда не хватает времени.

Кто-то авторитетный, к кому самые слабые "бедные невежды", блуждающие в ночи, вязнущие в трясине, обращаются с мольбой высказать свое собственное суждение, отваживается отметить, что при всех неоспоримых достоинствах романа есть в нем и некоторые недочеты, например в языке. По его мнению, в нем много запутанности, он неуклюж, даже иногда тяжеловат, но и классики, когда они были новаторами, тоже казались запутанными и неуклюжими. В целом книга современна и превосходно отражает дух времени, а это и отличает настоящие произведения искусства.

Кто-то другой, не поддавшись всеобщей эпидемии восторга, вслух не выражает своего скептицизма, но напускает на себя презрительный, немного раздраженный вид. Его единомышленница лишь наедине с ним осмеливается признаться в том, что тоже не видит в книге достоинств: по ее мнению, она трудна, холодна и кажется подделкой.

Иные знатоки видят ценность "Золотых плодов" в том, что книга правдива, в ней есть удивительная точность, она реальнее самой жизни. Они стремятся разгадать, как она сделана, смакуют отдельные фрагменты, подобно сочным кускам какого-нибудь экзотического фрукта, сравнивают это произведение с Ватто, с Фрагонаром, с рябью воды в лунном свете.

Наиболее экзальтированные бьются в экстазе, словно пронзенные электрическим током, другие убеждают, что книга фальшива, в жизни так не бывает, третьи лезут к ним с объяснениями. Женщины сравнивают себя с героиней, обсасывают сцены романа и примеряют их на себя.

ей кажется, что "Золотые плоды" - это скука смертная, а если есть в книге какие-то достоинства, то просит доказать их с книгой в руках. Те, кто думает так же, как она, расправляют плечи и благодарно ей улыбаются. Может быть, они давно увидели достоинства произведения сами, но решили, что из-за такой малости нельзя называть книгу шедевром, и тогда они будут смеяться над остальными, над неизбалованными, довольствующимися "жидкой кашицей для беззубых", будут обращаться с ними, как с детьми.

Смотрите также

Однако мимолетная вспышка сразу оказывается притушена. Все взгляды обращаются к двум маститым критикам. В одном ураганом бушует мощный ум, от мыслей в его глазах лихорадочно вспыхивают блуждающие огоньки. Другой похож на бурдюк, наполненный чем-то ценным, чем он делится только с избранными. Они решают поставить на место эту слабоумную, эту возмутительницу спокойствия и объясняют достоинства произведения заумными терминами, еще больше запутывающими слушателей. И те, кто на миг вознадеялся выйти на "солнечные просторы", снова оказываются гонимыми в "бесконечную ширь ледяной тундры".

Только один из всей толпы постигает истину, замечает заговорщический взгляд, которым обмениваются те двое, прежде чем тройным замком запереться от остальных и высказать свое суждение. Теперь все раболепно им поклоняются, он одинокий, "постигший истину", все ищет себе единомышленника, а когда наконец находит, то те двое смотрят на них, как на умственно отсталых, которые не могут разбираться в тонкостях, посмеиваются над ними и удивляются, что они все еще так долго обсуждают "Золотые плоды".

Вскоре появляются критики - такие, как некий Моно, который называет "Золотые плоды" "нулем"; Меттетадь идет еще дальше и резко выступает против Брейе. Некая Марта находит роман смешным, считает его комедией. К "Золотым плодам" подходят любые эпитеты, в нем есть все на свете, считают некоторые, это реальный, самый настоящий мир. Есть те, кто был до "Золотых плодов", и те, кто после. Мы - поколение "Золотых плодов", так нас будут называть, - подхватывают другие. Предел достигнут. Однако все явственней слышны голоса, называющие роман дешевкой, пошлятиной, пустым местом. Верные сторонники уверяют, что писатель допустил некоторые недостатки нарочно. Им возражают, что если бы автор решил ввести в роман элементы пошлости обдуманно, то он бы сгустил краски, сделал бы их сочней, превратил бы в литературный прием, а скрывать недостатки под словом "нарочно" смешно и неоправданно. Кого-то этот аргумент сбивает с толку.

Однако благожелательного критика толпа жаждущих истины просит с книгой в руках доказать ее красоту. Он делает слабую попытку, но его слова, срываясь с языка, "опадают вялыми листьями", он не может отыскать ни одного примера для подтверждения своих хвалебных отзывов и с позором ретируется. Персонажи сами удивляются, каким образом им случается все время присутствовать при невероятных переменах отношения к книге, но это уже кажется вполне привычным. Все эти беспричинные внезапные увлечения похожи на массовые галлюцинации. Еще совсем недавно никто не осмеливался возражать против достоинств "Золотых плодов", а вскоре оказывается, что о них говорят все меньше и меньше, затем вообще забывают, что такой роман когда-либо существовал, и лишь потомки через несколько лет смогут точно сказать, является ли эта книга истинной литературой или нет.

Натали Саррот

«Золотые плоды»

На одной из выставок в светской беседе случайно заходит речь о новом, недавно опубликованном романе. Сначала о нем никто или почти никто не знает, но внезапно к нему просыпается интерес. Критики считают своим долгом восхищаться «Золотыми плодами» как чистейшим образцом высокого искусства — вещью, замкнутой в себе, превосходно отшлифованной, вершиной современной литературы. Написана хвалебная статья некоего Брюлэ. Никто не смеет возразить, даже бунтари молчат. Поддавшись захлестнувшей всех волне, роман читают даже те, у кого на современных писателей никогда не хватает времени.

Кто-то пробует проанализировать одну из сцен романа вне контекста, она кажется далёкой от реальности, лишённой смысла. О самой сцене известно лишь, что молодой человек накинул на плечи девушки шаль. Засомневавшиеся просят убеждённых сторонников книги разъяснить им некоторые детали, но «убеждённые» отшатываются от них, как от еретиков. Они нападают на одинокого Жана Лабори, особенно старательно отмалчивающегося. Страшное подозрение тяготеет над ним. Он начинает, запинаясь, оправдываться, успокаивать остальных, пусть все знают: он — пустой сосуд, готовый принять все, чем они пожелают его наполнить. Кто не согласен — притворяется слепым, глухим. Но находится одна, не желающая поддаваться: ей кажется, что «Золотые плоды» — это скука смертная, а если есть в книге какие-то достоинства, то просит доказать их с книгой в руках. Те, кто думает так же, как она, расправляют плечи и благодарно ей улыбаются. Может быть, они давно увидели достоинства произведения сами, но решили, что из-за такой малости нельзя называть книгу шедевром, и тогда они будут смеяться над остальными, над неизбалованными, довольствующимися «жидкой кашицей для беззубых», будут обращаться с ними, как с детьми. Однако мимолётная вспышка сразу оказывается притушена. Все взгляды обращаются к двум маститым критикам. В одном ураганом бушует мощный ум, от мыслей в его глазах лихорадочно вспыхивают блуждающие огоньки. Другой похож на бурдюк, наполненный чем-то ценным, чем он делится только с избранными. Они решают поставить на место эту слабоумную, эту возмутительницу спокойствия и объясняют достоинства произведения заумными терминами, ещё больше запутывающими слушателей. И те, кто на миг вознадеялся выйти на «солнечные просторы», снова оказываются гонимыми в «бесконечную ширь ледяной тундры».

Вскоре появляются критики — такие, как некий Моно, который называет «Золотые плоды» «нулём»; Меттетадь идёт ещё дальше и резко выступает против Брейе. Некая Марта находит роман смешным, считает его комедией. К «Золотым плодам» подходят любые эпитеты, в нем есть все на свете, считают некоторые, это реальный, самый настоящий мир. Есть те, кто был до «Золотых плодов», и те, кто после. Мы — поколение «Золотых плодов», так нас будут называть, — подхватывают другие. Предел достигнут. Однако все явственней слышны голоса, называющие роман дешёвкой, пошлятиной, пустым местом. Верные сторонники уверяют, что писатель допустил некоторые недостатки нарочно. Им возражают, что если бы автор решил ввести в роман элементы пошлости обдуманно, то он бы сгустил краски, сделал бы их сочней, превратил бы в литературный приём, а скрывать недостатки под словом «нарочно» смешно и неоправданно. Кого-то этот аргумент сбивает с толку.

На одном из мероприятий, в разговоре заходит речь об опубликованном новом романе. Люди начинают говорить о нём и нескрываемым интересом. Критики выражают своё мнение о "Золотых плодах", восхищаясь произведением. Поддавшись всеобщему ажиотажу, роман причитывают даже те, кто не обращает особого внимания на современную литературу.

Некоторые пытаются провести анализ одной из сцен. Она кажется далёкой от реального восприятия, и лишена всякого смысла. Сама сцена рассказывает о том, что молодой человек накидывает на плечи девушки шаль. Сомневающиеся, просят знатоков книги пояснить некоторые моменты, но те отшатываются от них. Они расспрашивают одинокого мужчину, Жана Лабори, который старается отмолчаться от расспросов. Многие начинают подозревать Жана в недосказанности. Он говорит, запинаясь, и начинает оправдываться, успокаивая остальных. Жан говорит о том, что он подобен пустому сосуду, который может принимать всё, чем его наполняют.

Однако появляется одна девушка, которая не желает поддаваться развивающемуся ажиотажу. По её мнению, "Золотые плоды", являются скучным произведением. А если в нём и есть какие-то стоящие моменты, то она просит знатоков показать их ей. Те, которые придерживаются того же мнения, с благодарностью улыбаются ей. Кажется, что они давно увидели достоинства книги, но не считают её шедевром литературы, и тогда они с нескрываемым чувством будут смеяться над другими, которые довольствуются только малым. Но мимолётная вспышка, которая должна была положить зерно сомнений, сразу погашается. А взгляды переходят на двух известных критиков.

В одном из них, проясняется большой ум, от мыслей которого, его глаза блестят лихорадочным светом. Другой подобен бурдюку, который имеет ценное содержимое. Но своими знаниями он делится только с избранными. Эти критики, решили поставить на место женщину, которая вздумала посеять смуту. Они поясняют достоинства произведения со своей точки зрения, ещё больше запутывая окружение. И те, кто на минуту понадеялся познать суть, снова оказались загнанными в беспросветную тьму.

Вскоре нашлись критики, взгляды которых кардинально противоположны. Моно, называет книгу полным нулём. Меттетадь очень резко спорит с Брейе. А Марта вообще находит роман смешным, и причисляет его к комедиям. Однако всё больше слышаться голоса, называющие роман пошлым и дешёвым сочинением. Вскоре, разгорается нешуточный спор.

Один из критиков, указывает на красоту повествования, и толпа жаждет доказательств. Он пытается сделать слабую попытку, но не находит достаточных слов для объяснения своей гипотезы. В итоге он уходит.

В конце, роман становится забытым, и только следующие поколения смогут точно определить, была ли эта книга истинным шедевром или нет.

На одной из выставок в светской беседе случайно заходит речь о новом, недавно опубликованном романе. Сначала о нем никто или почти никто не знает, но внезапно к нему просыпается интерес. Критики считают своим долгом восхищаться “Золотыми плодами” как чистейшим образцом высокого искусства – вещью, замкнутой в себе, превосходно отшлифованной, вершиной современной литературы. Написана хвалебная статья некоего Брюлэ. Никто не смеет возразить, даже бунтари молчат. Поддавшись захлестнувшей всех волне, роман читают даже те, у кого на современных писателей никогда не хватает времени.

Кто-то авторитетный, к кому самые слабые “бедные невежды”, блуждающие в ночи, вязнущие в трясине, обращаются с мольбой высказать свое собственное суждение, отваживается отметить, что при всех неоспоримых достоинствах романа есть в нем и некоторые недочеты, например в языке. По его мнению, в нем много запутанности, он неуклюж, даже иногда тяжеловат, но и классики, когда они были новаторами, тоже казались запутанными и неуклюжими. В целом книга современна и превосходно отражает дух времени, а это и отличает настоящие произведения искусства.

Иные знатоки видят ценность “Золотых плодов” в том, что книга правдива, в ней есть удивительная точность, она реальнее самой жизни. Они стремятся разгадать, как она сделана, смакуют отдельные фрагменты, подобно сочным кускам какого-нибудь экзотического фрукта, сравнивают это произведение с Ватто, с Фрагонаром, с рябью воды в лунном свете.

Кто-то пробует проанализировать одну из сцен романа вне контекста, она кажется далекой от реальности, лишенной смысла. О самой сцене известно лишь, что молодой человек накинул на плечи девушки шаль. Засомневавшиеся просят убежденных сторонников книги разъяснить им некоторые детали, но “убежденные” отшатываются от них, как от еретиков. Они нападают на одинокого Жана Лабори, особенно старательно отмалчивающегося. Страшное подозрение тяготеет над ним. Он начинает, запинаясь, оправдываться, успокаивать остальных, пусть все знают: он – пустой сосуд, готовый принять все, чем они пожелают его наполнить. Кто не согласен – притворяется слепым, глухим. Но находится одна, не желающая поддаваться: ей кажется, что “Золотые плоды” – это скука смертная, а если есть в книге какие-то достоинства, то просит доказать их с книгой в руках. Те, кто думает так же, как она, расправляют плечи и благодарно ей улыбаются. Может быть, они давно увидели достоинства произведения сами, но решили, что из-за такой малости нельзя называть книгу шедевром, и тогда они будут смеяться над остальными, над неизбалованными, довольствующимися “жидкой кашицей для беззубых”, будут обращаться с ними, как с детьми. Однако мимолетная вспышка сразу оказывается притушена. Все взгляды обращаются к двум маститым критикам. В одном ураганом бушует мощный ум, от мыслей в его глазах лихорадочно вспыхивают блуждающие огоньки. Другой похож на бурдюк, наполненный чем-то ценным, чем он делится только с избранными. Они решают поставить на место эту слабоумную, эту возмутительницу спокойствия и объясняют достоинства произведения заумными терминами, еще больше запутывающими слушателей. И те, кто на миг вознадеялся выйти на “солнечные просторы”, снова оказываются гонимыми в “бесконечную ширь ледяной тундры”.

Только один из всей толпы постигает истину, замечает заговорщический взгляд, которым обмениваются те двое, прежде чем тройным замком запереться от остальных и высказать свое суждение. Теперь все раболепно им поклоняются, он одинокий, “постигший истину”, все ищет себе единомышленника, а когда наконец находит, то те двое смотрят на них, как на умственно отсталых, которые не могут разбираться в тонкостях, посмеиваются над ними и удивляются, что они все еще так долго обсуждают “Золотые плоды”.

Вскоре появляются критики – такие, как некий Моно, который называет “Золотые плоды” “нулем”; Меттетадь идет еще дальше и резко выступает против Брейе. Некая Марта находит роман смешным, считает его комедией. К “Золотым плодам” подходят любые эпитеты, в нем есть все на свете, считают некоторые, это реальный, самый настоящий мир. Есть те, кто был до “Золотых плодов”, и те, кто после. Мы – поколение “Золотых плодов”, так нас будут называть, – подхватывают другие. Предел достигнут. Однако все явственней слышны голоса, называющие роман дешевкой, пошлятиной, пустым местом. Верные сторонники уверяют, что писатель допустил некоторые недостатки нарочно. Им возражают, что если бы автор решил ввести в роман элементы пошлости обдуманно, то он бы сгустил краски, сделал бы их сочней, превратил бы в литературный прием, а скрывать недостатки под словом “нарочно” смешно и неоправданно. Кого-то этот аргумент сбивает с толку.

Однако благожелательного критика толпа жаждущих истины просит с книгой в руках доказать ее красоту. Он делает слабую попытку, но его слова, срываясь с языка, “опадают вялыми листьями”, он не может отыскать ни одного примера для подтверждения своих хвалебных отзывов и с позором ретируется. Персонажи сами удивляются, каким образом им случается все время присутствовать при невероятных переменах отношения к книге, но это уже кажется вполне привычным. Все эти беспричинные внезапные увлечения похожи на массовые галлюцинации. Еще совсем недавно никто не осмеливался возражать против достоинств “Золотых плодов”, а вскоре оказывается, что о них говорят все меньше и меньше, затем вообще забывают, что такой роман когда-либо существовал, и лишь потомки через несколько лет смогут точно сказать, является ли эта книга истинной литературой или нет.

Вариант 2

На одном из мероприятий, в разговоре заходит речь об опубликованном новом романе. Люди начинают говорить о нем и нескрываемым интересом. Критики выражают свое мнение о “Золотых плодах”, восхищаясь произведением. Поддавшись всеобщему ажиотажу, роман причитывают даже те, кто не обращает особого внимания на современную литературу.

Некоторые пытаются провести анализ одной из сцен. Она кажется далекой от реального восприятия, и лишена всякого смысла. Сама сцена рассказывает о том, что молодой человек накидывает на плечи девушки шаль. Сомневающиеся, просят знатоков книги пояснить некоторые моменты, но те отшатываются от них. Они расспрашивают одинокого мужчину, Жана Лабори, который старается отмолчаться от расспросов. Многие начинают подозревать Жана в недосказанности. Он говорит, запинаясь, и начинает оправдываться, успокаивая остальных. Жан говорит о том, что он подобен пустому сосуду, который может принимать все, чем его наполняют.

Однако появляется одна девушка, которая не желает поддаваться развивающемуся ажиотажу. По ее мнению, “Золотые плоды”, являются скучным произведением. А если в нем и есть какие-то стоящие моменты, то она просит знатоков показать их ей. Те, которые придерживаются того же мнения, с благодарностью улыбаются ей. Кажется, что они давно увидели достоинства книги, но не считают ее шедевром литературы, и тогда они с нескрываемым чувством будут смеяться над другими, которые довольствуются только малым. Но мимолетная вспышка, которая должна была положить зерно сомнений, сразу погашается. А взгляды переходят на двух известных критиков.

В одном из них, проясняется большой ум, от мыслей которого, его глаза блестят лихорадочным светом. Другой подобен бурдюку, который имеет ценное содержимое. Но своими знаниями он делится только с избранными. Эти критики, решили поставить на место женщину, которая вздумала посеять смуту. Они поясняют достоинства произведения со своей точки зрения, еще больше запутывая окружение. И те, кто на минуту понадеялся познать суть, снова оказались загнанными в беспросветную тьму.

Вскоре нашлись критики, взгляды которых кардинально противоположны. Моно, называет книгу полным нулем. Меттетадь очень резко спорит с Брейе. А Марта вообще находит роман смешным, и причисляет его к комедиям. Однако все больше слышаться голоса, называющие роман пошлым и дешевым сочинением. Вскоре, разгорается нешуточный спор.

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Золотые плоды Саррот

Другие сочинения:

Плоды просвещения В Петербурге, в богатом доме Звездинцевых, перед зеркалом долго любуется собой красивый и развратный лакей Григорий, лениво отзываясь на многократные зовы Василия Леонидыча, хозяйского сына, кокетничая с Таней, веселой и энергичной горничной. В привычной утренней суматохе снуют слуги, Read More ......
Натали Саррот Биография На свет появилась родоначальница нового явления во французской литературе “нового романа” Натали Саррот 18 июля 1900 года. Французская писательница, поэтесса, драматург и адвокат Наталья Ильинична Черняк, а именно так звали при рождении писательницу, родилась в городе Иваново-Вознесенске. Read More ......
Цели урока: 1. Научить писать сочинение-описание по картине. 2. Научить использовать в сочинении художественный стиль речи. Ход уроков. I. Организационный момент. II. Краткое слово учителя. Рассказ о художнике. Иван Трифонович Хруцкий (1810-1885) – русский живописец, натюрморты которого отличает иллюзорное изображение Read More ......
Плоды старонемецких и староскандинавских изысканий были изданы еще до “Детских и семейных сказок”: первая книга Якоба Гримма называлась “О старонемецком мейтерзанге”; а Вильгельм Гримм в том же 1811 году опубликовал “Древнедатские героические песни”. Эти названия также указывают на то, что Read More ......
Комедия “Недоросль” (1782) раскрывает острые социальные проблемы своего времени. Хотя в основу произведения положена идея воспитания, сатира направлена против крепостничества и помещичьего произвола. Автор показывает, что на почве крепостничества выросли злонравные плоды – подлость, умственная тупость. Носителями этого являются Простаковы Read More ......
Основная проблема, которую Фонвизин поднимает в комедии “Недоросль”, – проблема воспитания просвещенных передовых людей. Дворянин, будущий гражданин страны, который должен творить дела на благо отечества, с рождения воспитывается в атмосфере безнравственности, самодовольства и самодостаточности. В своей пьесе Фонвизин показал основное Read More ......
Тришкин кафтан У Тришки на локтях порвался кафтан. Он, недолго думая, взялся за иглу, отрезал по четверти у каждого рукава и локти заплатками закрыл. Кафтан готов был к ношению. Только вот на четверть руки оголились. Но Тришка этим не особо Read More ......
Золя навсегда сохранит веру в непререкаемое право художника на оригинальное творческое самовыявление. Это отнюдь не противоречило его пониманию натурализма. И уже в самые ранние годы борьба за “свободу “думать” и “мечтать”, за безраздельное “служение красоте” постепенно даже не уступает место, Read More ......

Краткое содержание Золотые плоды Саррот

Натали Саррот

Детство - перевод Л. Зониной и М. Зониной (1986)

Причудливые миры Натали Саррот - Александр Таганов

Книги Натали Саррот вызывают у читателей неоднозначную реакцию по той простой причине, что они далеки от канонов массовой развлекательной литературы, не запрограммированы на успех у публики, не обещают «легкого» прочтения: слова, фразы, часто фрагменты фраз, надвигающиеся друг на друга, соединяющиеся в диалоги и внутренние монологи, насыщенные особым динамизмом и психологическим напряжением, образуют в конечном итоге единый замысловатый узор текста, для восприятия и понимания которого требуются определенные усилия. Стихия художественного слова Саррот существует по своим собственным внутренним законам, усилия, затраченные на их постижение, оказываются неизменно и сполна вознагражденными, ибо за внешней герметичностью текстов Саррот открываются удивительные, завораживающие своей неизведанностью миры, составляющие огромное, уходящее в бесконечность пространство человеческой души.

Ровесница века, Натали Саррот (урожденная Наталья Ильинична Черняк) провела свои первые детские годы в России - в городах Иваново-Вознесенск, где она родилась, Каменец-Подольский, Петербург, Москва. В 1908 году из-за семейных неурядиц и обстоятельств социального плана Наташа с отцом и мачехой навсегда уезжает в Париж, который станет ее вторым родным городом. (Об этом и других событиях ранних этапов своей жизни писательница рассказывает в автобиографической повести «Детство»). Здесь, в Париже, состоялось вхождение Саррот в большую литературу, которое, правда, произошло совсем незаметно. Первая книга Саррот «Тропизмы»{1}, появившаяся в 1939 году, не привлекла к себе внимания ни со стороны критиков, ни со стороны читателей. Между тем, как несколько позднее отмечал сам автор, она «содержала в зародыше все то», что писательница «продолжала развивать в последующих работах»{2}. Впрочем, невнимание литературной критики и читателей к первому произведению Саррот вполне объяснимо. В сложной, насыщенной тревожными социально-политическими событиями атмосфере 1930-х годов на первый план выходила литература «ангажированная», вовлеченная в перипетии исторического процесса. Именно этим во многом объяснялся успех произведений Андре Мальро, а несколько позднее Жан-Поля Сартра и Альбера Камю. Саррот, действуя словно бы вопреки всеобщей устремленности общественного сознания, обращалась к реальностям совсем иного плана. Небольшие художественные новеллы-миниатюры, внешне напоминающие жанрово-лирические зарисовки, из которых состояла книга Саррот, были обращены к потаенным глубинам человеческой психики, где отголоски глобальных социальных потрясений едва ли ощущались. Заимствуя у естественных наук термин «тропизмы», обозначающий реакции живого организма на внешние физические или химические раздражители, Саррот пыталась уловить и обозначить с помощью образов «необъяснимые движения», «очень быстро скользящие в пределах нашего сознания», которые «лежат в основе наших жестов, наших слов, чувств», представляя собой «тайный источник нашего существования»{3}.

Все дальнейшее творчество Саррот было последовательным и целенаправленным поиском путей, позволяющих проникнуть в глубинные пласты человеческого «я». Эти поиски, проявившиеся в романах 1940 - 1950-х годов - «Портрет неизвестного» (1948), «Мартеро» (1953), «Планетарий» (1959), а также в книге эссе под названием «Эра подозренья» (1956), - принесли Саррот известность, заставили говорить о ней как о провозвестнице так называемого «нового романа» во Франции.

«Новый роман», пришедший на смену «ангажированной» литературе, отразил состояние сознания человека XX века, пережившего сложнейшие, непредсказуемые, часто трагические повороты социально-исторического развития, крушение устоявшихся взглядов и представлений в силу появления новых знаний в различных областях духовной жизни (теория относительности Эйнштейна, учение Фрейда, художественные открытия Пруста, Джойса, Кафки и т. п.), которые заставляли радикальным образом пересматривать существующие ценности.

Термин «новый роман», выдвинутый литературной критикой 1950-х годов, объединял писателей, часто весьма отличающихся друг от друга и по манере письма, и по тематике их произведений. Тем не менее, основания для подобного объединения все-таки существовали: в творчестве Натали Саррот, Алена Роб-Грийе, Мишеля Бютора, Клода Симона и других авторов, причисляемых к этому литературному направлению, четко обозначилось стремление к отказу от традиционных художественных форм, так как они, с точки зрения «новороманистов», безнадежно устарели. Не принижая значения классического, прежде всего бальзаковского наследия, трансформаторы жанра вместе с тем достаточно категорично говорили о невозможности в XX веке следовать указанной традиции, отвергая такие привычные жанровые атрибуты романа, как «всезнающий» повествователь, рассказывающий читателю историю, претендующую на жизненную достоверность, персонаж-характер, и другие, прочно утвердившие себя способы создания художественной условности, облачающей реальную жизнь в формы устоявшихся рационалистических стереотипов.

«Сегодняшний читатель, - писала в книге «Эра подозренья» Саррот, - прежде всего не доверяет тому, что предлагает ему писательская фантазия»{4}. Дело в том, считает французская романистка, что «за последнее время он слишком много узнал и ему не удается окончательно выкинуть это из головы. Что именно он узнал, общеизвестно, нет смысла на этом останавливаться. Он познакомился с Джойсом, Прустом и Фрейдом; с сокровенным током внутреннего монолога, с беспредельным многообразием психологической жизни и огромными, почти еще не разведанными областями бессознательного{5}.

Первые романы Саррот в полной мере отразили присущее всем «новороманистам» недоверие к традиционным формам художественного познания. В них (романах) автор отказывался от привычных клише. Отбрасывая принцип сюжетной организации текста, отходя от классических схем построения системы персонажей, социально детерминированных, заданных нравственными и характерологическими определениями, выводя предельно обезличенных, зачастую обозначенных лишь местоимениями «он», «она» персонажей, Саррот погружала читателя в мир расхожих банальных истин, составляющих основу массового менталитета, под тяжеловесным слоем которых, тем не менее, угадывался глубинный ток универсальной первичной субстанции «тропизмов». В результате возникала предельно достоверная модель человеческого «я», словно бы изначально и неизбежно «зажатого» между двумя мощными пластами стихий, постоянно воздействующих на него: всеобщей материи подсознания - с одной стороны, и внешней социально-бытовой среды - с другой.

Персонажи уже названных книг Саррот - некое анонимное «я», с дотошностью детектива следящее на протяжении всего романа за пожилым господином и его дочерью, пытающееся разгадать тайну их взаимоотношений («Портрет неизвестного»), Мартеро, герой одноименного произведения, и окружающие его люди, поставленные в банальнейшую бытовую ситуацию, связанную с перипетиями покупки дома, Ален Гимье и его жена, вовлеченные в не менее банальную «квартирную» авантюру и пытающиеся завладеть апартаментами своей тетушки («Планетарий»), - вполне могли бы стать участниками привычных романных историй, представленных посредством традиционных жанровых форм: детективного, психологического или социально-бытового романа. Однако Саррот решительно отказывается от проторенных путей (не случайно в предисловии к «Портрету неизвестного» Жан-Поль Сартр назвал это произведение «антироманом»). События, наполненные истинным драматизмом, не уступающие по своему накалу напряжению ситуаций шекспировских или бальзаковских произведений, разворачиваются для французской романистки прежде всего на ином уровне существования - на уровне микропсихических процессов.

В 60 - 80-е годы появились не менее известные и «нашумевшие» произведения Саррот - романы «Золотые плоды» (1963, русский перевод - 1969), «Между жизнью и смертью» (1968), «Вы слышите их?» (1972, русский перевод - 1983), «Говорят дураки» (1976), а также автобиографическая повесть «Детство» (1983, русский перевод - 1986), в которых автор с поразительным упорством, избегая при этом тематической и прочей монотонности, снова и снова пытается пробиться сквозь поверхностный слой банальной повседневности, сквозь шелуху привычных слов и застывших стереотипов мышления к глубинному слою жизни, к анонимной стихии подсознания с тем, чтобы выделить в ней универсальные микрочастицы психической материи, лежащей в основе всех действий, поступков и устремлений человека.