"Теплое весеннее солнце озарило землю к юго-востоку от Берлина. Было около десяти часов утра. Все начиналось по новой. С близлежащего спаржевого поля к нам тянулись раненые, все старались вновь покрепче вцепится в броню нашего "Королевского тигра".
Мы быстро устремились вперед, догонять других. Вскоре танк снова остановился. Впереди, рядом с дорогой, стояло противотанковое орудие, которое нам удалось уничтожить фугасным снарядом.
Внезапно со стороны правого борта донесся металлический лязг, за которым последовало продолжительное шипение. Вокруг разлился ослепительный белый туман.
На секунду наступила мертвая тишина. Нам следовало бы заметить раньше этот русский танк справа от нас. Глаза зажмурились сами собой, руки стиснули голову, как будто это могло защитить...
Густой белый дым заполнил всю кабину нашего танка, от волны обжигающего жара перехватило дыхание. Танк горел. Ужас и паралич, как наваждение, овладели сознанием. Захлебывающийся крик.
Каждый пытается найти спасительный выход наружу, на свежий воздух, а языки пламени уже обжигают руки и лицо. Головы и тела ударяются друг о друга. Руки цепляются за раскаленную крышку спасительного люка. Легкие того и гляди взорвутся.
Кровь бешено стучит в горле и черепной коробке. Перед глазами - пурпурная чернота, иногда разрываемая зелеными вспышками. Непослушными руками я хватаюсь за люк, барахтаюсь, натыкаясь на пушку и приборы, и в крышку люка ударяются сразу две головы.
Инстинктивно я отталкиваю Лабе вниз и вперед головой и всем корпусом вываливаюсь наверх. Зацепляюсь за крючок своей кожаной курткой и срываю ее; в последний раз замечаю, как блеснул серебром Железный крест, прежде чем куртка летит в горящее чрево танка.
Вниз головой падаю с башни танка, отталкиваясь руками от брони. Вижу что с пальцев рук почти слезла вся кожа и одним рывком срываю ее остатки чувствуя как струится кровь. За мной из танка выпрыгивает горящая как факел фигура радиста.
Мимо меня проносятся обожженные Хантингер, Ней и Эльс. В следующий момент за нашей спиной раздается взрыв, башня отделяется от танка. Все. Это конец! Но я бегу в сторону своих, туда, где спасение..." - из воспоминаний гауптшарфюрера Штренга 502-й тяжелый танковый батальон СС.
© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Центрполиграф», 2014
© Художественное оформление серии, ЗАО «Центрполиграф», 2014
Введение
Предлагаемая вниманию читателя история 3-го (германского) танкового корпуса СС начинается с его формирования и первого участия в боях в 1943 году. Соединения, составлявшие ядро этого танкового корпуса, – 11-я добровольческая моторизованная дивизия СС «Нордланд», 4-я добровольческая моторизованная бригада СС «Нидерланды» (с января 1944 года 23-я добровольческая моторизованная дивизия СС «Нидерланды») – вместе с переданными в подчинение корпуса частями (см. далее) явили собой пример нерушимого боевого товарищества и, кроме того, уже в конце войны, сражаясь в Берлине, когда от частей и подразделений корпуса остались, по сути, лишь номера и названия, определили и название данной книги, повествующей о становлении и гибели 3-го (германского) танкового корпуса СС, – трагизм верности!
История 3-го (германского) танкового корпуса СС – не просто военный дневник, сухое перечисление боевых действий, но и повествование о простом солдате Второй мировой войны.
По-видимому, будет излишним упоминать о том, какого труда стоило автору данной книги передать весь колорит сражений, в которых выпало участвовать 3-му (германскому) танковому корпусу СС. И в этой связи автор выражает благодарность Библиотеке современной истории в Штутгарте, Исследовательскому центру военной истории во Фрайбурге-им-Брейсгау и многим другим организациям, издательствам и частным лицам, предоставившим неоценимые по значимости сведения, оформленные в дневниковых записях воспоминания, личные впечатления и суждения о том нелегком периоде нашей истории.
Вильгельм Тике
Глава 1. Формирование 3-ГО (германского) танкового корпуса СС
3-й (германский) танковый корпус СС был создан в соответствии с приказом Верховного главнокомандующего вооруженными силами от 30 марта 1943 года. Понесенные нашими войсками в ходе войны огромные потери в живой силе вынудили командование использовать все имевшиеся на тот период людские ресурсы, в том числе не только Германии, но и ряда других стран Европы, для обеспечения возможности ведения боевых действий на значительно расширившемся театре военных действий.
Первый контингент для формирования корпуса, в частности запасной батальон дислоцированного в Голландии моторизованного полка СС «Германия», прибыл на полигон в Дембицу (Польша).
Распоряжение от 19 апреля 1943 года командования частями ваффен-СС послужило официальным приказом для формирования 3-го (германского) танкового корпуса СС, местом для которого был выбран полигон в Графенвёре. Собранный в Дембице начальный контингент был переброшен в Графенвёр.
В список частей, из которых предстояло сформировать корпус, наряду с дивизией СС «Нордланд», входила и дивизия СС «Викинг» – оба соединения и должны были составить костяк будущего 3-го (германского) танкового корпуса СС.
Добровольческий легион «Недерланд» («Нидерланды»), который первоначально планировалось включить в состав формируемой дивизии «Нордланд», в результате ходатайств влиятельных лиц из Голландии решено было сформировать как отдельную бригаду, и соответствующие мероприятия уже проводились в Тюрингии. Между тем дивизии СС «Викинг» и «Мертвая голова» были объединены в танковый корпус СС, таким образом, бригада «Нидерланды» была включена в состав 3-го (германского) танкового корпуса СС вместо дивизии СС «Викинг».
В феврале 1943 года уже начались подготовительные работы по формированию еще одной, так называемой «германской» дивизии СС, в состав которой должны были войти легион «Нидерланды», фрейкор «Данмарк» и легион «Норвеген». Выбранное первоначально название – «Waräger» («Варяги») – было отклонено, и соединение стало именоваться «Нордланд». Находившийся на тот период еще на Восточном фронте легион «Нидерланды» по причинам политического и личного характера весной 1943 года был переброшен в Тюрингию и переформирован в бригаду.
В районе Зонненберга формируется 49-й полк «Де Рёйтер» («Де Рюйтер») в составе двух батальонов. Командир полка штурмбаннфюрер Коллани, как и весь постоянный кадровый состав, служил в ранее расформированном финском добровольческом батальоне ваффен-СС.
48-й полк «Генерал Зейфард» формируется также в составе двух батальонов. Командир полка оберштурмбаннфюрер Витцхум. Наряду с перечисленными осуществляется формирование и первых частей бригады.
Командиром 4-й добровольческой моторизованной бригады СС становится Юрген Вагнер, которому присвоено звание бригаденфюрера (генерал-майора) ваффен-СС. Вагнер командовал полком «Германия» в составе дивизии «Викинг».
Дивизия «Нордланд» направлена для формирования на полигон Графенвёр. Графенвёр определен также и как местонахождение штаба командования дивизии. Начальник штаба – штурмбаннфюрер Фольмер. 1 мая 1943 года бригаденфюрер и генерал-майор ваффен-СС Фриц фон Шольц был назначен на должность командующего дивизией. Первым офицером штаба становится штурмбаннфюрер фон Бокельберг.
Наряду со штабом полка в рамках полка «Нордланд» формируется и полк «Норвегия». Остатки этого, в течение двух лет сражавшегося в составе дивизии «Викинг» на юге России легендарного полка «Нордланд» 10 мая 1943 года собираются в лагере Ауэрбах. 12 мая генерал ваффен-СС Феликс Штайнер вместе с вновь назначенным командующим дивизией Фрицем фон Шольцем проводит последнее построение полка. Штайнер с похвалой вспоминает о подвигах полка «Нордланд» и одновременно представляется в качестве командующего 3-м (германским) танковым корпусом СС. После этого личному составу полка объявлен трехнедельный отпуск.
1-й батальон «Норвегия» формируется из норвежского легиона, созданного летом 1941 года и положительно зарекомендовавшего себя в ходе операций на Восточном фронте. До переформирования легион был подчинен 2-й моторизованной бригаде СС и добровольческой латышской бригаде СС, после тяжелых сражений у Ленинграда подразделение было снято с фронта, а в мае 1943 года переброшено на полигон Графенвёр и официально расформировано. Там из 600 оставшихся человек личного состава сколачивают 1-й батальон «Норвегия».
2-й батальон «Норвегия» создается из остатков 2-го батальона «Нордланд». Прежний 1-й батальон «Нордланд» становится 3-м батальоном «Норвегия», поскольку предусматривается его оснащение бронетранспортерами.
Одновременно формируется 13-я рота пехотных орудий, 14-я зенитная рота и 16-я саперная рота. Предусматривалось и создание 15-й роты стрелков-мотоциклистов, но впоследствии выяснилось, что из этих планов ничего
не вышло, и перечисленные подразделения так и не были сформированы.
Формирование полка «Данмарк» («Дания») проходило отнюдь не гладко. Чтобы понять причины этого, необходимо вернуться в прошлое.
Когда германские войска 9 апреля заняли Данию (официальное название страны Данмарк. – Ред. ) и эта страна вступила в Антикоминтерновский пакт, германские власти после начала войны с Советским Союзом потребовали участия Дании в этой войне. С санкции властей Дании был сформирован «Фрейкор «Данмарк» (добровольческий корпус «Данмарк»). Агитация за призыв в упомянутый корпус проходила по всей стране. В циркуляре от 8 июля 1941 года военный министр Дании заявил, что офицеры и унтер-офицеры – как пригодные к воинской службе, так и запасники – должны быть зачислены в состав корпуса, а по завершении службы там снова вернуться в сухопутные войска или же в ВМС. В дополнительных директивах оговаривались все вопросы снабжения и довольствия вступавших в корпус датских солдат. Германская дипмиссия в Копенгагене пообещала, что добровольческий корпус «Данмарк» («Дания») будет действовать на Восточном фронте в качестве самостоятельного национального боевого соединения.
19 июля 1941 года первые 480 добровольцев под командованием подполковника датской армии Крюссинга маршем направились из Копенгагена в Гамбург. Формирование и боевая подготовка корпуса осуществлялись в Гамбурге и Позен-Трескау (в районе Познани. – Ред. ) под руководством офицеров-датчан.
С мая 1942 года добровольческий корпус «Данмарк» («Дания») под командованием оберштурмбаннфюрера Фредерика фон Шальбурга был переброшен на Восточный фронт для участия в операции в районе так называемой «крепости Демянск» (Демянского котла). Действуя в составе 3-й дивизии СС «Мертвая голова», датчане героически сражались на участке вдоль железной дороги (Старая Русса – Бологое на участке в пределах Демянского котла), потеряли одного за другим двух командиров – обер-
штурмбаннфюрера фон Шальбурга и оберштурмбаннфюрера фон Леттов-Форбека. После отдыха в тыловом районе добровольческий корпус «Данмарк» в декабре 1942 года уже под командованием штурмбаннфюрера Мартинсена вновь участвовал в боевых действиях в районе Великих Лук, где понес большие потери. 20 мая 1943 года отведенные в тыл остатки добровольческого корпуса «Данмарк» были расформированы на полигоне Графенвёр, и из них вновь сформирован полк «Данмарк». Вопреки обещаниям использовать «Данмарк» в качестве самостоятельной национальной боевой единицы в ходе формирования полка «Данмарк» в него включались и недатчане. Ко всему прочему командование полком «Данмарк» поручили немцу, оберштурмбаннфюреру графу фон Вестфалену. Датчане выразили протест против такого решения, часть личного состава потребовала возвращения на родину. В конфликт вмешался генерал Штайнер и обосновал необходимость изменений тем, что относительно малочисленная пехотная часть в составе дивизии будет постоянно переподчиняться разным командирам, а те, в свою очередь, не станут щадить в боях временно прикомандированную часть. Поэтому куда целесообразнее сражаться в составе одной и той же дивизии. Аргументация Штайнера была безоговорочно принята опытными командирами-фронтовиками.
Это стало известно и высшим командным инстанциям, которые не замедлили обратиться в германский МИД, который тут же связался с правительственными кругами Дании. Был подключен и посланник Дании в Берлине.
28 июля 1943 года датский посланник Мор прибыл на полигон Графенвёр. В честь его прибытия был выстроен полк с оружием на караул и состоялся военный парад. Мор попытался успокоить личный состав и обратился к офицерам и солдатам датчанам с просьбой от имени датского и германского правительств не требовать отправки на родину, ибо борьба с большевизмом является и задачей Дании в рамках Антикоминтерновского пакта.
По завершении военного парада Мор был приглашен на ужин к генералу ваффен-СС Феликсу Штайнеру в за-
мок Плассенбург неподалеку от Кульмбаха, где Штайнер разместил свой штаб.
Однако, невзирая на прибытие и личное вмешательство посланника Дании, часть датчан продолжала настаивать на немедленной отправке на родину; среди них был и последний командующий добровольческим корпусом «Данмарк» оберштурмбаннфюрер Мартинсен.
После урегулирования всех перечисленных разногласий формирование полка «Данмарк» постепенно продвигалось. Наряду с батальонами создавались и другие подразделения полка – как и в ходе формирования полка «Норвегия».
Одновременно с этим происходило формирование артиллерийского полка, саперного батальона, танкового разведбатальона, а также хозяйственно-интендантских подразделений дивизии «Нордланд». В Нюрнберге завершено формирование батальона связи «Нордланд». Все части получают личный состав из соответствующих резервных единиц. Так, саперный батальон постоянно пополняется офицерами, унтер-офицерами и рядовым составом из запасного саперного батальона СС и учебного батальона СС в Дрездене, а также из расположенной в Градиштко (близ Праги) школы саперов.
Находящийся в стадии формирования саперный батальон «Нордланд» сначала занимался боевой подготовкой личного состава как будущих пехотинцев – необходимо было спаять, сколотить подразделения. Боевая подготовка личного состава как саперов ориентировалась на отработку навыков действия штурмовых групп и подрывников, на установку минных заграждений. Объем программы подготовки хотя и был достаточно обширен, однако ограничивался отсутствием необходимого вооружения, снаряжения, техники и транспортных средств. С подобными трудностями сталкивались все без исключения дивизии.
Ремонтный батальон «Нордланд» находится на формировании в Швабахе под Нюрнбергом; формирование осуществлялось на основе 1-го взвода ремонтного батальона дивизии «Викинг».
Зенитный дивизион «Нордланд» формировался на полигоне Арюс в Восточной Пруссии и прибыл в расположение дивизии позже остальных частей.
Полевой запасный батальон «Нордланд» формировался под командованием штурмбаннфюрера Франца Ланга с привлечением контингента запасников из Зеннхайма.
Постепенно в батальонах и полках соединения начали сказываться сложности с пополнением личным составом. Нехватка добровольцев из намеченных стран (Северной Европы) приводит к тому, что в 3-й (германский) танковый корпус СС и дивизию «Нордланд» начинает поступать контингент добровольцев и, частично, призванных из стран Юго-Восточной Европы. Но, невзирая на вполне объяснимые трудности начального этапа, продиктованные различными факторами, рождалось солдатское сообщество, которое в скором будущем доказало в боях с противником свою состоятельность.
Пополнение поступало и поступало, людей распределяли по ротам. В итоге полк «Данмарк» на 40 % состоял из датчан, на 25 % из немцев рейха и на 35 % из фольксдойче (этнических немцев) из Румынии. Численность полка вскоре достигла цифры в 3200 человек. Примерно так же обстояли дела и в полку «Норвегия». Части дивизии в подавляющем большинстве состояли из немцев рейха, прошедших боевую подготовку в соответствующих частях запаса. Но и туда постепенно прибывали новобранцы из других стран, вследствие чего этнический состав менялся.
Трудности с поступлением вооружения и техники ощущались повсеместно. Приходилось вновь и вновь на ходу менять планы боевой подготовки личного состава. Но изобретательность командиров помогала выходить из положения и, невзирая ни на что, продолжать обучение.
Формированием танкового батальона занимался штурмбаннфюрер Кауш. Но главное ответственное лицо – оберштурмбаннфюрер Мюленкамп, прибывший на полигон Графенвёр вместе с подразделениями своего танкового полка «Викинг».
Вокруг командира батальона, испытанного в боях офицера «Викинга», сплотились боевые офицеры и унтер-офицеры.
Унтерштурмфюрер Вилли вместе с несколькими технически подготовленными солдатами был направлен в Эрланген в учебный танковый батальон за технической документацией и наглядными пособиями, необходимыми для подготовки танкистов. Итог кропотливой восьмидневной работы в Эрлангене – техническая документация танка Pz V («Пантера»). Можно было переходить к теоретическому курсу обучения экипажей танков и их командиров. Возникла необходимость в многочисленных командировках специалистов для доставки всех материалов и документации, необходимых для подразделений.
Прибывало пополнение, среди них большой процент этнических немцев из Румынии. Все они были физически здоровыми, молодыми людьми с открытым характером. С такими было приятно служить. Боевая подготовка пехотинцев близилась к завершению. После этого большую часть личного состава должны были направлять на специальные курсы при учебном танковом батальоне в Эрлангене, на танковые заводы в Нюрнберге, в танковую школу в Вюнсдорфе и на танковый полигон в Путлосе.
Под командованием оберштурмбаннфюрера Мюленкампа была начата боевая подготовка танкистов на старой технике – танках Pz III и Pz IV. Обучались и радиоделу.
Было ясно, что воевать всем находившимся пока что в стадии формирования частям и подразделениям придется в исключительно сложных условиях. Но, невзирая на все проблемы боевой подготовки, формирование дивизии «Нордланд» к началу августа 1943 года было в основном завершено. Во главе соединения встал бригаденфюрер (генерал-майор) ваффен-СС Фриц фон Шольц, тот самый Шольц, который в свое время столь же ответственно отнесся к формированию полка «Нордланд», а затем командовал им в течение трех лет.
Находящийся в стадии формирования в западном лагере Ауэрбах саперный батальон «Нордланд» объединился с 16-м батальоном «Норвегия» и «Данмарк» и в середине августа 1943 года вместе с частями 3-го (германского) танкового корпуса СС и бригадой «Нидерланды» переброшен на полигон Бенешау в Богемии (Чехии) для проведения учений по особой программе. Личный состав был размещен в населенных пунктах, расположенных в непосредственной близости от саперной школы СС в Градиштко. Находясь у Молдау , личный состав имел возможность проведения тренировок на воде, тем более что постепенно начинают прибывать вооружение, техника, транспортные средства и необходимое снаряжение.
По аналогичной схеме проходило обучение личного состава полков бригады «Нидерланды» в Тюрингии, но там отсутствовало артиллерийское вооружение и не были до конца сформированы части и подразделения бригады.
Между тем в районе Графевёра формирование частей корпуса было завершено. Начальник штаба штандартенфюрер Йоахим Циглер создал штаб 3-го (германского) танкового корпуса СС и следил за ходом формирования частей и соединений.
По истечении трехмесячного срока с начала формирования ОКХ (Главное командование сухопутных войск) распорядилось о переброске корпуса в прифронтовой район. Генерал Штайнер отклонил первоначальный вариант – переброску корпуса на побережье Атлантики, – сославшись на то, что личный состав корпуса, в значительной степени состоявший из добровольцев, в силу ряда обстоятельств целесообразно использовать не на Западном фронте. В конце концов было принято решение о переброске 3-го (германского) танкового корпуса СС в Хорватию. Пока что вооружение ограничивалось лишь личным огнестрельным оружием – ни танки, ни штурмовые орудия еще не поступили, отсутствовали и необходимые транспортные средства, и артиллерия.
Глава 2. Переброска в Хорватию
В конце августа 1943 года был издан приказ о переброске 3-го (германского) танкового корпуса СС в Хорватию. 28 августа штаб корпуса выехал на поезде от вокзала в Байройте. Генерал Штайнер вместе с несколькими офицерами-штабистами 29 августа отправился на автомобилях, и к 1 сентября весь штаб командования корпуса собрался в восточной части столицы Хорватии Загреба.
Вскоре в Хорватию прибыли все части дивизии «Нордланд». Бригада «Нидерланды» была переброшена немного позже.
8 сентября 1943 года в 20 часов 20 минут корпус получил известие о капитуляции Италии. В 21:30 части корпуса были приведены в состояние боевой готовности. 3-й (германский) танковый корпус СС находился в подчинении группе армий «Ф» под командованием фельдмаршала Вейхса и 2-й танковой армии под командованием генерала Рендулича. Только что прибывшие в Загреб подразделения 5-го танкового полка СС и танковый батальон «Нордланд» из Загреба через Самобор были направлены в Карловац, где они разоружили части итальянской дивизии «Ломбардия» и взяли в плен генералов Кипионе и Питау. Была обеспечена надежная защита района Карловаца с юга. В середине сентября танковая группа оберштурмбаннфюрера Мюленкампа подчинялась 14-му полку сил полиции под командованием полковника Гризеля, продвигавшемуся на юг от дороги Карловац – Триест, для обеспечения обороны оголившегося после ухода итальянцев участка. Для поддержки полку полковника Гризеля был придан батальон под командованием Хака (вновь сформированный в составе полка «Германия»).
В ходе разоружения итальянских частей в Самоборе и Карловаце корпус был вынужден защищать итальянских офицеров от своих же солдат. Танковый батальон «Нордланд» – пока что без танков – получил от разоруженных
итальянцев их матчасть – так называемые «танки Бадольо» .
Дивизия расквартирована в районе Сисак – Глина – Босански-Нови, в Сисаке расположился командный пункт дивизии. Впрочем, там же в Сисаке находятся почти все части дивизии, среди которых и разведывательный батальон. Батальон связи разместился южнее Загреба и подчинен непосредственно корпусу. В Самоборе расположился танковый батальон «Нордланд», в который начали поступать танки и штурмовые орудия. Кроме того, на вооружении находились уже упомянутые «танки Бадольо». Итальянские машины не были оснащены рациями, поэтому взаимодействие подразделений осуществлялось посредством сигнальных флажков. Штурмовые орудия поступали в 3-ю роту 11-го танкового батальона СС. Прибывали и недостающие кадры – водители и унтер-офицеры.
В районе, контролируемом партизанами, были нередки перестрелки. Партизанская тактика известна – коварные удары в спину. В этом районе имелись три силы: германские вооруженные силы, лояльно относившиеся к немцам хорватские усташи, из которых и состояли полицейские силы правительства Хорватии, и прокоммунистически настроенные партизаны, стремившиеся заручиться поддержкой населения. И надо сказать, грубые политические ошибки правительства Хорватии нередко толкали население в объятия партизан.
В районе Босански-Нови 23-й полк «Норвегия» провел несколько операций, но особого успеха они так и не достигли. В конце сентября в районе городка Огулин
14-й полицейский полк оказался в весьма сложном положении – в течение нескольких дней эта часть находилась в кольце окружения довольно крупного партизанского соединения. Рота связи (мощность передатчика 80 вт) 2-й роты 11-го батальона связи СС обеспечивала связь со штабом командования 3-го (германского) танкового корпуса СС. Генерал Штайнер вылетел на легком самолете «Физелер Шторьх» в окруженный городок для подготовки операции по деблокированию.
В ходе этой операции была осуществлена переброска 3-го батальона «Норвегия» на угрожаемый участок. Выгрузка в Дуга-Ресе, затем пешим маршем в Кистоль на исходную позицию. Полицейский полк под командованием полковника Гризеля был деблокирован, участок к югу взят под охрану. Базируясь на Кистоль, 3-й батальон «Норвегия» штурмбаннфюрера Ломана провел несколько операций против партизан. В конце октября ударная группа 3-го батальона «Норвегия» перешла в наступление и в течение нескольких дней удерживала плацдарм через речку. В ходе операции погиб командир отделения Фритц Зиверс (2-я рота «Норвегия»). 21 ноября 9-я и 11-я роты «Норвегия» оказались втянуты в ожесточенный бой с партизанами, в этой схватке погиб один норвежец, унтерштурмфюрер Лунд. Из Самобора танковый батальон «Нордланд» на «танках Бадольо» и штурмовых орудиях был направлен для проведения операции по освобождению от партизан района горы Окич.
Полк «Данмарк», дислоцировавшийся и совершенствовавший боевую подготовку в районе населенных пунктов Петриня и Глина, также должен быть начеку. Роты полка размещались на наиболее угрожаемых участках и постоянно сменялись. Но, несмотря ни на какие меры, немцам удавалось держать под контролем лишь населенные пункты, в которых располагались их части, – партизаны были повсюду, и в то же время их присутствие оставалось скрытным.
1-й батальон «Данмарк» был расквартирован в Глине в самом открытом месте. Глина – селение или даже городок с населением в 2300 человек. Связь отсюда лишь
до селения Петриня. Глина окружена полукружием холмов, занятых партизанами. Продолжавшиеся партизанские атаки вынуждали батальон находиться в состоянии постоянной боевой готовности. 28 сентября в Глине проходил обмен военнопленными. В последующие дни партизаны несколько раз подвергали это селение интенсивным атакам, однако 1-й батальон «Данмарк» успешно отбивал их.
20 ноября партизаны атаковали Глину силами общей численностью до 5000 человек. 1-й батальон «Данмарк» располагал 300 солдатами на позициях, и еще человек сто пятьдесят находились в резерве, в основном это были датчане. Ценой значительных потерь батальон сумел отбить все дневные атаки противника, а также одну ночную. Кровопролитные схватки продолжились и 21 ноября; 22 ноября напряжение спало. Была предпринята попытка установить связь с Петриней. 1-й взвод 1-й роты попал в засаду и был разгромлен. Унтерштурмфюрер Ларсен и еще несколько человек сумели вернуться. На помощь была направлена ударная группа, но также безуспешно, результат – 3 человека убитых и 8 раненых. 23 февраля в 16:00 партизаны снова пе решли в наступление при поддержке трех танков. Два танка были подбиты расчетом противотанкового орудия 4-й батареи 24-го полка, третьему удалось уйти. 24–25 ноября ожесточенные схватки возобновились. После того как пикирующие бомбардировщики подвергли удару с воздуха позиции партизан, наступила передышка. 1-й батальон 24-го полка сумел удержать Глину. Оберштурмбаннфюрер Норреен, временно исполнявший обязанности командира 1-й роты, был назначен на должность заместителя командира 3-го батальона 24-го полка.
Получив донесение штаба 1-го батальона 24-го полка «Данмарк» из Глины, командир полка оберштурмбаннфюрер фон Вестфален отвел силы 2-го и 3-го батальонов в район гор, где, согласно данным разведки, появились партизаны. На месте остались лишь 5-я и 10-я роты, которым было поручено оборонять Храстовицу и Петриню. Командир 3-го батальона 24-го полка оставлен в Петрине ответственным командиром остающихся там сил немцев.
#Чуть позже партизаны атаковали населенный пункт Храстовица. Прежде чем командир полка выяснил обстановку на участке 5-й роты, участь окруженных партизанами в Храстовице сил была решена. В ответ на просьбу командира 5-й роты 24-го полка прислать подкрепление штурмбаннфюрер Якобсен без промедления направил из Петрини в Храстовицу 2 эскадрона казаков. Оба подразделения оказались втянуты в тяжелый бой и были остановлены партизанами. 7-я рота 24-го полка под командованием гауптштурмфюрера Хемеля, за два дня до описываемых событий отделенная от 5-й роты 24-го полка в Храстовице, атаковала Храстовицу, и… выяснилось, что удар нанесен впустую – партизаны отошли в горы. Солдаты 7-й роты обнаружили в Храстовице лишь обезображенные трупы своих товарищей, лишь немногим удалось избежать кровавой резни, устроенной партизанами.
Разведывательный батальон дивизии «Нордланд» разместил свой штаб и некоторые из подразделений в Сисаке. 15 сентября 2-я и 3-я роты были переброшены на 25 км в горы. 2-я рота расквартировалась на одном из крестьянских подворий. Там проходили занятия по боевой подготовке, оборудование позиций, сопровождение транспорта и прохождение учебных курсов. 11 октября 2-я рота была переведена в Тополавач, деревню рядом с той, где размещена 3-я рота. И снова боевое охранение, оборудование позиций и боевая подготовка. 15 октября роты подняли по тревоге. В 4 км было взорвано здание железнодорожного вокзала. Обе роты отправились для охраны двух деревень. 24 октября снова тревога. Подразделения разведывательного батальона на всех имевшихся в распоряжении транспортных средствах были срочно переброшены на 40 км вниз по течению Савы и атаковали лагерь партизан. Лагерь оказался пуст – немцы застали там лишь двоих партизан. В начале ноября 1-я рота получила на вооружение 8-колесный бронетранспортер, остальные роты – полугусеничные.
В танковом батальоне «Нордланд» в Самоборе продолжались занятия по боевой подготовке. Батальон до сих пор ждал поступления танков. Дислоцированные в Кар-
ловаце части 5-го танкового полка СС еще в конце октября были выведены из состава пехотной дивизии генерал-лейтенанта Нихоффа, получили на вооружение в Эрлангене бронетранспортеры и были переброшены в Россию для участия в боевых действиях в составе дивизии СС «Викинг».
Та же картина наблюдается и в бригаде «Нидерланды», расположившейся севернее Загреба. Штаб бригады перебрался в Крапинске, 98-й полк в район городка Забок (штаб и 2-й батальон 48-го полка в селении Крапина), штаб 49-го полка в Стубице-Топлице, 1-й батальон 49-го полка в Доня-Стубица, 2-й батальон 49-го полка в Орославье.
В конце ноября 1943 года дивизия «Нордланд» получила приказ о передислокации на фронт под Ленинградом. Одна за другой отправились роты и казачьи части. Вновь разгорелись бои с партизанами. Бронетехника использовалась для охраны подлежащих переброске частей и подразделений. Некоторым из них приходится с боем пробиваться к станциям погрузки. 3-й батальон 23-го полка «Норвегия» грузился в Карловаце 25 ноября. Погрузка 24-го полка «Дания» осуществляется в Петрине, откуда последние эшелоны уходили 7 декабря. В числе последних – не считая танкового батальона – в Загребе грузилась 2-я рота разведбатальона, обеспечивавшая охрану частей и подразделений в ходе переброски к станциям погрузки. Все части получили необходимое для ведения боевых действий на Восточном фронте зимнее обмундирование.
Расположенная севернее Загреба бригада «Нидерланды» пока что оставалась в районе активности партизан, совершенствуя боевую выучку.
Саперный батальон дивизии «Нордланд» и 16-е (саперные) роты полков «Норвегия» и «Данмарк» в Хорватию не попали. Прямо с полигона Бенешау маршем их отправили для соединения с остальными частями дивизии «Нордланд» для предстоящего участия в боевых действиях в районе Ораниенбаумского плацдарма западнее Ленинграда.
22 декабря 1943 года места дислокации в Хорватии покинуло последнее подразделение дивизии «Нордланд» – танковый батальон. Погрузившись в Загребе, он последует за остальной дивизией. В ту же ночь партизаны сумели прорваться к окраинам Самобора. Взвод зенитчиков и полевой караул вступили с ними в бой и оттеснили атаковавших. Личный состав танкового батальона встретил Рождество 1943 года в вагонах эшелона, доставлявшего солдат и офицеров на фронт. А вооружение танками Pz V «Пантера» все еще ждали.
В конце декабря 1943 года бригада «Нидерланды» также последовала за 3-м (германским) танковым корпусом СС, в район Ораниенбаумского плацдарма советских войск (существовавшего с сентября 1941 г. по январь 1944 г.). На тот период бригада «Нидерланды» не имела тяжелого вооружения. Предусмотренный планом артиллерийский дивизион еще только предстояло сформировать в Бенешау в Чехии.
Зенитного дивизиона бригады «Нидерланды» также не было в Хорватии. Подразделение получило приказ следовать на северный участок Восточного фронта, находясь на полигоне Арис в Восточной Пруссии.
Итальянские танки, даже так называемый «средний» М 13/40 (и его модификации 14/41 и 15/42), имели низкие боевые характеристики – при весе 14–15,5 т лобовую броню 45 мм, бортовую 25 мм, пушку 47-мм. При боестолкновениях с пехотными танками англичан «Матильда» (имевших броню 78 мм) или советскими средними танками Т-34 или тяжелыми КВ итальянцы массово «горели синим пламенем». «Танки Бадольо» – поскольку после ареста Муссолини король Италии назначил Бадольо премьер-министром (июль 1943), а 3 сентября правительство Бадольо подписало договор о капитуляции Италии.
Хорватские правители руками усташей проводили геноцид сербов, истребив самыми зверскими способами сотни тысяч, а также других меньшинств. Активно включались в войну против СССР.
Посвящается моим боевым товарищам из 2-й роты 502-го батальона тяжелых танков, дабы почтить память тех, кто погиб, и напомнить оставшимся в живых о нашей бессмертной и незабвенной дружбе.
TIGER IM SCHLAMM
Предисловие
Свои первые записи о том, что мне пришлось испытать на фронте, я делал исключительно для тех, кто воевал в составе 502-го батальона «тигров». Вылившись в конце концов в эту книгу, они оказались оправданием германского солдата с передовой. На немецкого солдата возводили напраслину открыто и систематически, намеренно и по случаю с 1945 года как в Германии, так и за рубежом. Общество, однако, вправе знать, каковой была война и каковым простой германский солдат на самом деле!
Однако более всего эта книга предназначена для моих бывших боевых товарищей танкистов. Она задумана для них, как напоминание о тех трудных временах. Мы делали точно то же самое, что и наши товарищи по оружию во всех прочих родах войск, – выполняли свой долг!
Я смог запечатлеть события, составившие главную суть повествования, боевые операции между 24 февраля и 22 марта 1944 года, потому что мне удалось сохранить после войны соответствующие донесения дивизии и корпуса. Их мне тогда предоставили в распоряжение, и я отправил их домой. В качестве подспорья для моей памяти у меня оказались и обычные официальные документы для всех прочих случаев.
Отто Кариус
По зову Родины
«Что они думают делать с этой мелочовкой… вот что я тоже хотел бы знать», – сказал один из карточных игроков. Они сгрудились, водрузив на колени чемодан, и в попытке сделать свое отбытие не таким тягостным, коротали время за картами.
«Что они думают делать с этой мелочовкой…» – донеслось до меня. Я стоял у окна купе и смотрел назад, на горы Хардт, в то время как поезд отстукивал километры в восточном направлении через равнинную местность Рейна. Казалось, это судно покинуло безопасный порт, плывя в неизвестность. Время от времени я все еще удостоверивался в том, что мое призывное свидетельство лежит в кармане. На нем значилось: «Позен, 104-й запасной батальон». Пехота, царица полей!
Я был белой вороной в этом кругу и, пожалуй, не мог никого винить за то, что меня не воспринимали всерьез. Собственно говоря, это было вполне понятно. Мою кандидатуру дважды отклоняли после вызова: «В настоящее время не годен к действительной службе в связи с недостаточным весом»! Дважды я глотал и тайком вытирал горькие слезы. Господи, там, на фронте, никто не спрашивает, какой у тебя вес!
Наши армии уже пересекли Польшу беспрецедентным победным маршем. Всего несколько дней назад и Франция стала ощущать парализующие удары нашего оружия. Мой отец был там. В начале войны он снова надел военную форму. Это означало, что у моей матери теперь будет совсем мало дел по хозяйству, когда ей позволят вернуться в наш дом на границе.
А мне впервые пришлось самостоятельно отмечать свое 18-летие в Позене. Только тогда я осознал, сколь многим обязан родителям, которые подарили мне счастливую юность! Когда я смогу вернуться домой, сесть за пианино или взять в руки виолончель или скрипку? Всего несколько месяцев назад я хотел посвятить себя изучению музыки. Потом передумал и увлекся машиностроением. По этой же причине я пошел добровольцем в армию по специальности «противотанковые самоходные установки». Но весной 1940 года им совсем не нужны были добровольцы. Меня определили пехотинцем. Но и это было неплохо. Главное, что я принят!
Через некоторое время в нашем купе стало тихо. Нет сомнения, каждому было о чем подумать: мысли ворохом роились в голове. Долгие часы нашего путешествия конечно же давали для этого самую благоприятную возможность. К тому времени, как высадились в Позене на затекших ногах и с болью в спине, мы были вполне счастливы, что лишились этого времени для самоанализа.
Нас встретила группа из 104-го запасного пехотного батальона. Нам приказали идти в ногу и привели в гарнизон. Бараки для срочнослужащих конечно же не блистали роскошью. Помещение казармы было недостаточно просторным, и помимо меня там находилось еще сорок человек. Некогда было размышлять о высоком долге защитника отечества; началась борьба со старожилами за выживание. Они смотрели на нас, как на надоедливых «чужаков». Мое положение было практически безнадежным: безусый юнец! Поскольку только густая щетина была явным признаком настоящей возмужалости, мне пришлось держать оборону с самого начала. Зависть со стороны других по поводу того факта, что я обходился бритьем всего раз в неделю, только усугубляла положение.
Наша подготовка вполне соответствовала тому, чтобы действовать мне на нервы. Я часто думал о своем университете имени Людвига Максимилиана, когда муштра и построения доходили до критической точки или когда мы барахтались в грязи на территории учебного полигона во время учений на местности. Для чего нужна такая тренировка, я узнал позднее. Мне пришлось неоднократно использовать приобретенные в Позене навыки, чтобы выбираться из опасных ситуаций. Впрочем, проходило всего несколько часов, и все страдания бывали забыты. От ненависти, которую мы испытывали по отношению к службе, к нашим начальникам, к нашей собственной тупости в ходе подготовки, вскоре не осталось и следа. Главное, все мы были убеждены, что все, что мы делали, имело определенную цель.
Любая нация может считать, что ей повезло, если у нее есть молодое поколение, которое отдает стране все силы и так самоотверженно сражается, как это делали немцы в обеих войнах. Никто не вправе упрекнуть нас уже после войны, даже при том, что мы злоупотребляли идеалами, которыми были переполнены. Будем надеяться, что нынешнее поколение окажется избавлено от того разочарования, которое было уготовано испытать нам. А еще лучше, если бы наступило такое время, когда ни одной стране не понадобилось бы никаких солдат, потому что воцарился бы вечный мир.
Моей мечтой в Позене было завершить начальную подготовку пехотинца и при этом благоухать, как роза. Эта мечта вылилась в разочарование главным образом из-за пеших маршей. Они начались с пятнадцати километров, возрастали на пять километров каждую неделю, дойдя до пятидесяти. Неписаным правилом было, чтобы всем новобранцам с высшим образованием давать нести пулемет. По-видимому, они хотели испытать меня, самого маленького в подразделении, и узнать, каков предел моей силы воли и способен ли я успешно выдержать испытание. Неудивительно, что, когда я однажды вернулся в гарнизон, у меня было растяжение связок и гноящийся волдырь, размером с небольшое яйцо. Я был не в состоянии далее демонстрировать свою доблесть пехотинца в Позене. Но вскоре нас перебросили в Дармштадт. Близость к дому вдруг сделала жизнь в казармах не такой тягостной, а перспектива увольнения в конце недели дополнительно скрасила ее.
Думаю, что я повел себя довольно самоуверенно, когда однажды командир роты стал отбирать двенадцать добровольцев для танкового корпуса. Предполагалось брать только автомехаников, но с благожелательной улыбкой мне разрешили присоединиться к дюжине добровольцев. Старикан был, вероятно, рад избавиться от недомерка. Однако я не вполне осознанно принял решение. Мой отец разрешил мне поступать в любой род войск, даже в авиацию, но категорически запретил танковые войска. В мыслях он, вероятно, уже видел меня горящим в танке и терпящим ужасные муки. И, несмотря на все это, я облачился в черную форму танкиста! Однако никогда не сожалел об этом шаге, и, если бы мне снова пришлось стать солдатом, танковый корпус оказался бы моим единственным выбором, на этот счет у меня не было ни малейшего сомнения.
Я опять стал новобранцем, когда пошел в 7-й танковый батальон в Файингене. Моим танковым командиром был унтер-офицер Август Делер, громадный мужчина и хороший солдат. Я был заряжающим. Всех нас переполняла гордость, когда мы получили свой чехословацкий танк 38(t). Мы чувствовали себя практически непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулеметами чехословацкого производства. Мы восхищались броней, не понимая еще, что она для нас лишь моральная защита. При необходимости она могла оградить лишь от пуль, выпущенных из стрелкового оружия.
Мы познакомились с основами танкового боя на полигоне в Путлосе, в Гольштейне, куда отправились на настоящие стрельбы. В октябре 1940 года 21-й танковый полк был сформирован в Файингене. Незадолго до начала русской кампании он вошел в состав 20-й танковой дивизии, во время учений на полигоне в Ордурфе. Наша подготовка состояла из совместных учений с пехотными частями.
Когда в июне 1941 года нам выдали основное довольствие в виде неприкосновенного запаса, мы поняли: что-то должно произойти. Высказывались разные предположения о том, куда нас собирались перебросить, пока мы не двинулись в направлении Восточной Пруссии. И хотя крестьяне Восточной Пруссии нашептывали нам то одно, то другое, мы все еще верили, что посланы на границу для поддержания безопасности. Эта версия была иллюзией, сформировавшейся во время нашей подготовки в Путлосе, где мы тренировались на танках, передвигающихся под водой, поэтому склонны думать, что нашим противником станет Англия. Теперь мы были в Восточной Пруссии и уже больше не мучились неопределенностью.
Мы выдвинулись к границе 21 июня. Получив директиву о сложившейся ситуации, мы наконец узнали, какая нам отводится роль. Каждый изображал ледяное спокойствие, хотя внутренне все мы были чрезвычайно возбуждены. Напряжение становилось просто невыносимым. Наши сердца готовы были вырваться из груди, когда мы услышали, как эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков «Штука» с гулом пронеслись над нашей дивизией в восточном направлении. Мы располагались на краю леса, к югу от Кальварьи. Наш командир установил на своем танке обычный радиоприемник. По нему мы услышали официальное объявление о начале русской кампании за пять минут до времени «Ч». За исключением нескольких офицеров и унтер – офицеров, никто из нас еще не участвовал в боевых действиях. До сих пор мы слышали настоящие выстрелы только на полигоне. Мы верили в старых вояк, имевших Железные кресты и боевые знаки отличия, а они сохраняли полную невозмутимость. У всех прочих не выдерживал желудок и мочевой пузырь. Мы ждали, что русские откроют огонь с минуты на минуту. Но все оставалось спокойным, и, к нашему облегчению, мы получили приказ атаковать.
По стопам Наполеона
Мы прорвались через пограничные посты юго-западнее Кальварьи. Когда после 120-километрового марша по дороге к вечеру мы достигли О литы, уже чувствовали себя ветеранами. И все равно испытали радость, когда, наконец, остановились, поскольку наши чувства во время марша были обострены до предела. Мы держали оружие наготове; каждый находился на своем посту.
Поскольку я был заряжающим, у меня оказалась самая невыгодная позиция. Мне не только не было ничего видно, но я даже не мог носа высунуть на свежий воздух. Жара в нашей машине стала почти невыносимой. Каждый амбар, к которому мы приближались, вызывал у нас некоторое оживление, но все они оказывались пустыми. С необыкновенным любопытством я ожидал, что расскажет об увиденном командир нашего танка. Нас взбудоражило его сообщение о первом увиденном им мертвом русском, с волнением мы ожидали первого боевого контакта с русскими. Но ничего подобного не случилось. Поскольку наш батальон головным не был, могли предполагать такой контакт только в том случае, если авангард будет остановлен.
Мы без происшествий достигли первой цели нашего движения в тот день – аэродрома в Олите. Счастливые, скинули с себя пропыленную форму и были рады, когда, наконец, нашли воду, чтобы как следует помыться.
– Совсем неплохо здесь воевать, – сказал со смешком командир нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил голову из бадьи с водой. Казалось, этому умыванию не будет конца. За год до этого он был во Франции. Мысль об этом придала мне уверенности в себе, ведь я впервые вступил в боевые действия, возбужденный, но и с некоторой боязнью.
Нам буквально приходилось откапывать свое оружие из грязи. В случае настоящего боя из него мы не смогли бы стрелять. Мы вычистили все до блеска и предвкушали ужин.
– Эти летуны тут славно поработали, – заметил наш радист, чистивший оружие. Он смотрел в сторону края леса, где русские самолеты были застигнуты на земле во время первых налетов люфтваффе.
Мы сняли с себя форму и испытывали такое чувство, будто заново родились. Невольно мне вспомнились картинки с сигаретных пачек, которые мы увлеченно собирали годами, и в частности одна из них: «Бивак на вражеской территории».
Вдруг над нашими головами разнесся гул.
– Черт побери! – ругнулся наш командир.
Он лежал рядом со мной в грязи. Но рассердил его не огонь противника, а моя неуклюжесть: я лежал на сухарях из его армейского пайка. Это было какое-то неромантичное боевое крещение.
Русские все еще находились в лесной чаще, окружавшей аэродром. Они собрали свои разрозненные подразделения после первоначального шока того дня и открыли по нас огонь. Прежде чем осознали, что происходит, мы уже снова были в своих танках. А потом вступили в свой первый ночной бой, будто из года в год только этим и занимались. Я был удивлен тем, какое спокойствие овладело всеми нами, как только мы осознали всю серьезность того, что делали.
Мы чувствовали себя почти бывалыми солдатами, когда на следующий день пришли на помощь в танковом сражении у О литы. Мы оказывали поддержку при форсировании реки Неман. Нам почему-то было приятно осознавать, что наши танки не были такими же, как у русских, несмотря на небольшие собственные потери.
Наступление продолжалось без помех. После овладения Пилсудским трактом оно продолжалось в направлении Вильно (Вильнюса. – Пер.). После взятия Вильно 24 июня мы чувствовали гордость и, пожалуй, некоторую самоуверенность. Мы считали себя участниками значительных событий. Мы почти не замечали, насколько были вымотаны напряженным маршем. Но только когда останавливались, тут же валились с ног и засыпали как убитые.
Мы особенно не задумывались о том, что происходило. Разве могли мы остановить это наступление? Немногие, пожалуй, обращали внимание на тот факт, что мы двигались той же дорогой, по которой шел когда-то великий французский император Наполеон. В тот же самый день и час 129 лет назад он отдал точно такой же приказ о наступлении другим солдатам, привыкшим к победам. Было ли это странное совпадение случайным? Или же Гитлер хотел доказать, что он не сделает тех же ошибок, что и великий корсиканец? Во всяком случае, мы, солдаты, верили в свои способности и в удачу. И хорошо, что не могли заглянуть в будущее. Вместо этого у нас была только воля рваться вперед и завершить войну как можно скорее.
Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали, что такое оказалось возможно только во время «хрустальной ночи» в Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно.
До начала июля мы занимались разведкой и стремительно продвигались к реке Дюна (Двина, Даугава). У нас был приказ: двигаться вперед, вперед, и только вперед, днем и ночью, сутки напролет. От водителей требовалось невозможное. Вскоре я уже сидел на месте водителя, чтобы дать пару часов отдыха нашему вымотанному товарищу. Если бы хоть не было этой невыносимой пыли! Мы обмотали тканью нос и рот, чтобы можно было дышать в облаках пыли, повисшей над дорогой. Мы уже давно сняли с брони смотровые приборы, чтобы хоть что-то видеть. Мелкая, как мука, пыль проникала повсюду. Наша одежда, пропитанная потом, прилипала к телу, и толстый слой пыли покрывал нас с головы до пят.
При достаточном количестве хоть сколько – нибудь пригодной для питья воды положение было бы более или менее сносным, но пить запрещалось, потому что колодцы могли быть отравлены. Мы выпрыгивали из машин на остановках и искали лужи. Сняв зеленый слой с поверхности лужи, смачивали водой губы. Так мы могли продержаться немного дольше.
Наше наступление шло в направлении Минска. Мы завязали бои к северу от города. Было первое крупное окружение, была форсирована Березина, и наступление продолжилось на Витебск. Темп движения не снижался. Теперь уже возникали проблемы с поддержанием бесперебойного снабжения. Пехотные подразделения не поспевали, как ни старались. Никого не волновали районы по обе стороны автострады.
А там прятались партизаны, о которых нам доведется узнать позднее. Наши полевые кухни вскоре также безнадежно отстали. Армейский хлеб стал редким деликатесом. И хотя было в изобилии мяса домашней птицы, однообразное меню скоро стало надоедать. У нас начинали течь слюни при мысли о хлебе и картошке. Но наступающие солдаты, которые слышат звуки фанфар победных сообщений по радио, не воспринимают что-либо слишком серьезно.
Это произошло возле полностью сожженной деревни Улла. Наши инженерные части построили понтонный мост рядом со взорванным мостом через Двину. Именно там мы вклинились в позиции вдоль Двины. Они вывели из строя нашу машину, как раз у края леса на другой стороне реки. Это произошло в мгновение ока. Удар по нашему танку, металлический скрежет, пронзительный крик товарища – и все! Большой кусок брони вклинился рядом с местом радиста. Нам не требовалось чьего-либо приказа, чтобы вылезти наружу. И только когда я выскочил, схватившись рукой за лицо, в придорожном кювете обнаружил, что меня тоже задело. Наш радист потерял левую руку. Мы проклинали хрупкую и негибкую чешскую сталь, которая не стала препятствием для русской противотанковой 45-мм пушки. Обломки наших собственных броневых листов и крепежные болты нанесли больше повреждений, чем осколки и сам снаряд.
Мои выбитые зубы скоро оказались в мусорном ведре медпункта. Осколки, вонзившиеся мне в лицо, оставалась в нем до первых лучей солнца следующего дня и вышли сами собой – как и было предсказано.
Я двигался на попутках обратно на фронт. Горящие деревни указывали путь. Свою роту я встретил как раз перед Витебском. Горевший город окрашивал ночное небо в кроваво-красный цвет. После того как на следующий день мы взяли Витебск, у нас появилось ощущение, что война еще только начинается.
Наступление, оборона, подавление сопротивления, преследование сменяли друг друга. События трех недель были отмечены в моем дневнике лишь несколькими строками.
«С 7/11 по 7/16. Наступление через Демидов – Духовщину в направлении Ярцева (шоссе Смоленск – Москва) с целью окружения сил противника в районе Витебск– Смоленск. Бой за переправу через Днепр у Гатчина.
С 7/17 по 7/24. Оборонительный бой за Ярцево и у реки Выпь. Оборонительный бой на рубеже Выпь – Вотря. Бой с целью уничтожения окруженных сил противника в «смоленском мешке».
С 7/25 по 7/26. Преследование вдоль верхнего течения Двины.
С 7/27 по 8/4. Оборонительный бой у Ельни и Смоленска. Оборонительный бой у реки Выпь перед пунктом Белев».
За этим перечислением голых фактов скрыты тяготы, которые могут быть понятны только тем, кто там был. Тех же, кто там не был, их перечисление лишь наводит на мысль о преувеличении. Поэтому, полагаю, могу себе позволить не давать в дальнейшем комментариев, особенно исходя из того, что все впечатления могу передать лишь с точки зрения заряжающего. А заряжающий находится в таком положении, которое не позволяет ему получать общее представление о проводимых операциях.
Каждый из нас проявил себя и вкусил все невзгоды сполна. Мы были убеждены, что успех возможен только в том случае, когда каждый выкладывается до конца.
Несмотря на это, мы иногда проклинали наших командиров, некоторые из которых пренебрегали своими обязанностями и проявляли безответственность. После одного знойного дня, проведенного в сражениях, когда наши пересохшие глотки напрасно ожидали воды, мы ругались на чем свет стоит, узнав о том, что наш батальонный командир распорядился устроить ему купание, используя воду, приготовленную для нашего кофе. Это вопиющее поведение командира было выше нашего понимания. Но мысль о нашем моющемся командире давала нам такую почву для грубых солдатских шуток, что скоро этот случай стал рассматриваться лишь как курьез.
Отто Кариус
(нем. Otto Carius, 27.05.1922 - 24.01.2015) — немецкий танкист-ас времён Второй мировой войны. Уничтожил более 150 танков и САУ противника — один из самых высоких результатов Второй мировой войны наряду с другими немецкими мастерами танкового боя — Михаэлем Виттманом и Куртом Книспелем. Воевал на танках Pz.38, «Тигр», САУ «Ягдтигр». Автор книги «Тигры в грязи
».
Начал карьеру танкиста на легком танке «Шкода» Pz.38, с 1942 воевал на тяжёлом танке Pz.VI «Тигр» на Восточном фронте. Вместе с Михаэлем Виттманом стал нацистской военной легендой, и его имя широко использовалось в пропаганде Третьего рейха во время войны. Воевал на Восточном фронте. В 1944 году был тяжело ранен, после выздоровления воевал на Западном фронте, затем по приказу командования сдался американским оккупационным войскам, некоторое время провёл в лагере для военнопленных, после чего был отпущен.
После войны стал фармацевтом, в июне 1956 приобрёл в городе Хершвайлер-Петтерсхайм аптеку, которую переименовал в «Тигр» (Tiger Apotheke). Возглавлял аптеку до февраля 2011 года.
Интересные выдержки из книги "Тигры в грязи"
книгу полностью можно прочитать здесь militera.lib.ru
О наступлении в Прибалтике:
«Совсем неплохо здесь воевать, - сказал со смешком командир нашего танка унтер-офицер Делер после того, как в очередной раз вытащил голову из бадьи с водой. Казалось, этому умыванию не будет конца. За год до этого он был во Франции. Мысль об этом придала мне уверенности в себе, ведь я впервые вступил в боевые действия, возбужденный, но и с некоторой боязнью. Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки .»
О наступлении на Москву и вооружении Красной Армии:
«Наступлению на Москву было отдано предпочтение перед взятием Ленинграда. Атака захлебнулась в грязи, когда до столицы России, открывшейся перед нами, было рукой подать. Что потом произошло печально известной зимой 1941/42 года, не передать в устных или письменных донесениях. Германскому солдату приходилось держаться в нечеловеческих условиях против привыкших к зиме и чрезвычайно хорошо вооруженных русских дивизий .»
О танках Т-34:
«Еще одно событие ударило по нам, как тонна кирпичей: впервые появились русские танки "Т-34"! Изумление было полным. Как могло получиться, что там, наверху, не знали о существовании этого превосходного танка ?»
«Т-34» с его хорошей броней, идеальной формой и великолепным 76,2-мм длинноствольным орудием всех приводил в трепет, и его побаивались все немецкие танки вплоть до конца войны . Что нам было делать с этими чудовищами, во множестве брошенными против нас?»
О тяжелых танках ИС:
«Мы осмотрели танк "Иосиф Сталин", который до определенной степени все еще оставался в целости. 122-мм длинноствольная пушка вызывала у нас уважение. Недостатком было то, что унитарные выстрелы не использовались в этом танке. Вместо этого снаряд и пороховой заряд приходилось заряжать по отдельности. Броня и форма были лучше, чем у нашего "тигра", но наше вооружение нам нравилось гораздо больше.
Танк "Иосиф Сталин" сыграл со мной злую шутку, когда выбил мое правое ведущее колесо. Я этого не замечал до тех пор, пока не захотел подать назад после неожиданного сильного удара и взрыва. Фельдфебель Кершер сразу же распознал этого стрелка. Он тоже попал ему в лоб, но наша 88-мм пушка не смогла пробить тяжелую броню "Иосифа Сталина" под таким углом и с такого расстояния.»
О танке Тигр:
«Внешне он выглядел симпатичным и радовал глаз. Он был толстым; почти все плоские поверхности горизонтальные, и только передний скат приварен почти вертикально. Более толстая броня компенсировала отсутствие округлых форм. По иронии судьбы перед самой войной мы поставили русским огромный гидравлический пресс, с помощью которого они смогли производить свои "Т-34" со столь элегантно закругленными поверхностями . Наши специалисты по вооружению не считали их ценными. По их мнению, такая толстая броня никогда не могла понадобиться. В результате нам приходилось мириться с плоскими поверхностями.»
«Даже если наш "тигр" и не был красавцем, его запас прочности воодушевлял нас. Он и в самом деле ездил, как автомобиль. Буквально двумя пальцами мы могли управлять 60-тонным гигантом мощностью 700 лошадиных сил, ехать со скоростью 45 километров в час по дороге и 20 километров в час по пересеченной местности. Однако с учетом дополнительного оборудования мы могли двигаться по дороге лишь со скоростью 20-25 километров в час и соответственно с еще меньшей скоростью по бездорожью. Двигатель объемом 22 литра лучше всего работал при 2600 оборотах в минуту. На 3000 оборотах он быстро перегревался.»
Об успешных операциях русских:
«С завистью мы смотрели, как хорошо экипированы иваны по сравнению с нами . Мы испытали настоящее счастье, когда несколько танков пополнения наконец прибыли к нам из глубокого тыла.»
«Мы нашли командира полевой дивизии люфтваффе на командном пункте в состоянии полного отчаяния. Он не знал, где находились его подразделения. Русские танки смяли все вокруг, прежде чем противотанковые орудия успели произвести хотя бы один выстрел. Иваны захватили новейшую технику, а дивизия разбежалась во все стороны.»
«Русские там атаковали и взяли город. Атака последовала столь неожиданно, что некоторые наши войска были застигнуты во время движения. Началась настоящая паника. Было вполне справедливо, что коменданту Невеля пришлось отвечать перед военным судом за вопиющее пренебрежение мерами безопасности.»
О пьянстве в вермахте:
«Вскоре после полуночи с запада появились машины. Мы вовремя распознали в них своих. Это был мотопехотный батальон, который не успел соединиться с войсками и выдвинулся к автостраде поздно. Как я узнал потом, командир сидел в единственном танке в голове колонны. Он был совершенно пьян . Несчастье произошло с молниеносной быстротой. Целое подразделение не имело понятия о том, что происходило, и двигалось открыто по простреливаемому русскими пространству. Поднялась жуткая паника, когда заговорили пулеметы и минометы. Многие солдаты попали под пули. Оставшись без командира, все побежали назад на дорогу вместо того, чтобы искать укрытия к югу от нее. Улетучилась всякая взаимопомощь. Единственное, что имело значение: каждый сам за себя. Машины ехали прямо по раненым, и автострада являла собой картину ужаса.»
О героизме русских:
«Когда стало светать, наши пехотинцы несколько неосторожно приблизились к «Т-34». Он все еще стоял по соседству с танком фон Шиллера. За исключением пробоины в корпусе, других повреждений на нем заметно не было. Удивительно, что, когда они подошли, чтобы открыть люк, он не поддался. Вслед за этим из танка вылетела ручная граната, и трое солдат были тяжело ранены. Фон Шиллер снова открыл огонь по врагу. Однако вплоть до третьего выстрела командир русского танка не покинул свою машину. Затем он, тяжело раненный, потерял сознание. Другие русские были мертвы. Мы привезли советского лейтенанта в дивизию, но его уже нельзя было допросить. Он умер от ран по дороге. Этот случай показал нам, насколько мы должны быть осторожны. Этот русский передавал подробные донесения в свою часть о нас. Ему достаточно было только медленно повернуть свою башню, чтобы расстрелять фон Шиллера в упор. Я вспоминаю, как мы возмущались упрямством этого советского лейтенанта в то время. Сегодня у меня об этом другое мнение ...»
Сравнение русских и американцев (после ранения в 1944 году автора перевели на западный фронт):
«Среди голубого неба они создали огневую завесу, не оставлявшую места воображению. Она покрыла весь фронт нашего плацдарма. Только Иваны могли устроить подобный огневой вал . Даже американцы, с которыми я позднее познакомился на западе, не могли с ними сравниться. Русские вели многослойный огонь из всех видов оружия, от беспрерывно паливших легких минометов до тяжелой артиллерии.»
«Повсюду активно работали саперы. Они даже повернули в противоположную сторону предупредительные знаки в надежде, что русские поедут в неверном направлении! Такая уловка иногда удавалась позднее на Западном фронте в отношении американцев, но никак не проходила с русскими .»
«Были бы со мной два или три командира танков и экипажи из моей роты, воевавшей в России, то этот слух вполне мог бы оказаться правдой. Все мои товарищи не преминули бы обстрелять тех янки, которые шли "парадным строем". В конце концов, пятеро русских представляли большую опасность, чем тридцать американцев . Мы уже успели это заметить за последние несколько дней боев на западе.»
«Русские никогда бы не дали нам так много времени ! Но как же много его потребовалось американцам, чтобы ликвидировать "мешок", в котором и речи быть не могло о сколь-нибудь серьезном сопротивлении.»
«…мы решили однажды вечером пополнить свой автопарк за счет американского. Никому и в голову не приходило считать это героическим поступком! Янки ночью спали в домах, как и полагалось "фронтовикам". В конце концов, кто бы захотел нарушить их покой! Снаружи в лучшем случае был один часовой, но только если была хорошая погода. Война начиналась по вечерам, только если наши войска отходили назад, а они их преследовали. Если случайно вдруг открывал огонь немецкий пулемет, то просили поддержки у военно-воздушных сил, но только на следующий день. Около полуночи мы отправились с четырьмя солдатами и вернулись довольно скоро с двумя джипами. Было удобно, что для них не требовалось ключей. Стоило только включить небольшой тумблер, и машина была готова ехать. Только когда мы уже вернулись на свои позиции, янки открыли беспорядочный огонь в воздух, вероятно чтобы успокоить свои нервы. Если бы ночь была достаточно длинной, мы легко могли бы доехать до Парижа.»
