ПОЛЬСКИЕ ССЫЛЬНЫЕ В СИБИРИ
Хотя в 1863 г. нам и не удалось добиться свободы, но наши ссыльные сыграли важную роль в развитии Сибири. Вот несколько самых известных в этом регионе поляков.
— Поляков мы не можем считать чужими. В Бурятии они свои, в конце концов, они прибыли сюда тогда же, когда и русские, — говорил на одном из мероприятий Полонии в Улан-Удэ (180 км от монгольской границы) Михаил Харитонов, замначальника администрации президента этой байкальской республики. И говорил это совсем не только из вежливости. Поляки, хотя обычно и не по своей волe, попадали в Сибирь в течение нескольких столетий, и мало какой народ может похвастаться таким вкладом в развитие этой части Азии.
Одним из первых поляков здесь был Ницефор Черниховский (Никифор Черниговский), попавший в плен во время Смоленской войны 1632 года. Его отправили в армию на китайскую границу. После конфликта с местными властями (он убил чиновника) Ницефор поднял бунт, руководя несколькими десятками солдат-казаков, и занял заброшенный острог Албазино. Более десяти лет он удерживал власть в квазигосударстве, получившем название от его собственного прозвища Якса, и поддерживал дипломатические отношения не только с окрестными племенами, но и с Китайской империей. В конце концов за его заслуги царь снял с него обвинение в убийстве. Русско-китайское столкновение, частью которого была личная война Черниховского, закончилось подписанием Нерчинского договора — первого в истории договора, подписанного между Россией и Китаем. Одна из сохранившихся грамот императора Канси с условиями договора о границах была написана на трех языках — по-китайски, по-русски и по-польски. Русифицированная фамилия Черниговский в районе Байкала встречается до сих пор.
Сибирь ассоциируется у нас с проклятым местом ссылок, лагерей и репрессий. Однако потомки поляков горячо протестуют, когда слышат выражение «бесчеловечная земля» по отношению к своему краю.
— Эта земля очень даже человечная, здесь можно нормально жить, это наша малая родина, — слышал я много раз во время путешествия.
Тюрьма меняет жизнь
В азиатской части России Польша не воспринимается настороженно, как это бывает ближе к столице. Михаил Харитонов приехал в школу в Улан-Удэ на церемонию, частью которой было вручение нескольких «карт поляка» представительницей нашего консульства в Иркутске. Нечто подобное было бы совершенно невозможно в Петербурге или Москве.
Местная интеллигенция охотно учит польский язык, впрочем, значительная ее часть имеет польские корни. Среди них, например, известный историк Болеслав Шостакович, чей прадед — с теми же именем и фамилией, — будучи ссыльным, в 1902-1903 гг. занимал даже пост городского головы Иркутска. История его недолгого правления была отмечена организацией сети городских бань и введением налога на воду из городских колодцев. А его внук Дмитрий стал всемирно известным композитором.
В 80 км к северо-западу от Иркутска, в небольшом городке Усолье-Сибирском действует единственная в России государственная школа, где дети могут выбрать польский в качестве иностранного языка. И выбирают. Аннета Ксель учит нашему языку 200 из 600 учеников гимназии. Большинство из них — этнические русские, хотя некоторые признаются (иногда без достаточных оснований), что их прадедушка или прабабушка были поляками. При этом директора гимназии Сергея Кривобокова полностью поддерживают местные власти.
— Мы предоставили детям широкую языковую программу. Они могли выбрать испанский, немецкий или французский, — рассказывает Кривобоков.
И никто не может убедительно объяснить, почему гимназия находится именно в Усолье. Среди детей нет практически никого, кто прямо считал бы себя поляком. Может быть, решающим оказался дух истории. Город был центром ссылки для поляков после восстания 1863 года. 22 января будет 150 я годовщина восстания. В Сибирь было сослано от 20 до 40 тыс. человек. После амнистии 1883 г. только часть из них вернулась в Польшу. Остальные — а среди них были люди наиболее активные и образованные — остались.
Так остался врач Целестин Цехановский. Выпускник варшавской Медико-хирургической академии, первого высшего учебного заведения, которое возобновило работу в Царстве Польском после подавления восстания 1830 г., Цехановский за то, что лечил раненных повстанцев и держал у себя оружие, был приговорен к пожизненной ссылке в Сибирь и каторжным работам.
— Цехановский попал в Александровский централ, где провел 20 лет, — рассказывает его правнучка Нина Колесникова. Сама она уже не помнит польского языка, но о своем прадеде говорит с сильным волнением. Тюрьма эта находилась в небольшом селе Александровское в Иркутской губернии. За несколько десятилетий ее существования в ее стенах побывало множество поляков — от Петра Высоцкого, инициатора восстания 1830 г., до Феликса Дзержинского, будущего создателя кровавой большевистской политической полиции.
В 80-х годах XIX века начальником тюрьмы стал Александр Сипягин.
— Цехановский помог ему улучшить гигиенические условия содержания заключенных. Когда об этом узнали местные рабочие, они упросили начальника отпускать к ним доктора на вызовы к больным. Вскоре о Цехановском заговорила вся округа, и из соседних деревень стали приходить больные с просьбами о помощи, — рассказывает Колесникова. Прадед был освобожден в 1883 г., но вскоре вернулся в тюрьму — теперь уже как штатный тюремный врач.
В Иркутске, который был тогда самым большим городом Сибири, большинство практикующих врачей (а всего их было 30) составляли поляки. Благодаря нашим соотечественникам была создана первая в городе поликлиника.
— Целестин Цехановский умер в 1907 г., после того, как в Москве убили его любимого сына, студента медицины Михаила. Сердце не выдержало, — говорит Нина Колесникова. Другого сына Цехановского и его жены Татьяны, с которой он познакомился в Сибири, архитектора Степана, расстреляли в 1937 г. во время так называемой «польской операции». Он стал одной из 100 тысяч жертв первого сталинского геноцида, направленного на определенный народ.
Врачи, геологи, инженеры
Большая часть наказаний, наложенных на повстанцев, не была связана с принудительными работами в определенном месте или заключением, а состояла в запрете покидать конкретный город или возвращаться в европейскую часть России.
Поэтому ссыльные занимались тем, что лучше всего умели делать. Сибирский историк Екатерина Дегальцева пишет о семье Завадовских, которая в 80-х годах XIX века создала торговую империю в этом регионе. Они скупали меха у коренных народов Сибири, мясо и рыбу у русских крестьян. Затем товары отправлялись на запад, до самой Тюмени, то есть больше чем за 3000 км от Иркутска. Как описывает Дегальцева, в конце XIX — начале XX вв. почти в каждом сибирском городе существовали «варшавские магазины». В них можно было купить товары, привезенные со «старой родины», в основном обувь и ремесленные изделия. Что-то вроде колониальных товаров, только наоборот.
Русские охотно прибегали и к помощи польских инженеров. Барон Иоганн Аминов сначала принимал участие в подавлении восстания 1863 г., а затем — став начальником строительства канала, соединяющего Обь с Енисеем, — собрал вокруг себя польских специалистов: Балицкого, Мицкевича, Стратоновича. В свою очередь, на разведке и золотодобыче в этом регионе работал известный революционер, выбранный в члены правительства предводителями Забайкальского восстания ссыльных (1866) Иосафат Огрызко. А нашим врачам — Лисоцкому, Лаговичу и Томкевичу — Тобольск обязан прекращением эпидемии тифа.
Однако наибольший вклад в развитие Сибири поляки сделали в области изучения географии и этнографии. Самые известные из них — Ян Черский и Александр Чекановский. Первый из Витебска, второй с Волыни — оба были сосланы в Сибирь за участие в том же восстании. Черскому благодаря заступничеству коллег Григория Потанина и Александра Миддендорфа, несмотря на принудительную отправку на службу в царскую армию, было разрешено заниматься геологическими изысканиями. Русские обязаны ему тщательным изучением озера Байкал и первой геологической картой его берегов. Когда едешь из Иркутска в Листвянку, курорт на Байкале, над головой нависает хребет Черского. Его имя носят также несколько улиц, деревня на Колыме и даже иркутская организация белорусского меньшинства, потому что белорусы тоже считают исследователя «своим».
Ян Черский умер в 1892 г. во время своей последней экспедиции, на берегах колымской реки Омолон. Александр Чекановский — в 1874 г. в Петербурге от передозировки лекарств. Если именем Черского названы в основном географические объекты, то память о Чекановском хранит мир растений и животных. Его экспедиции проходили на крупнейших реках Центральной Сибири — Лене, Нижней Тунгуске, Ангаре. Да и сама по себе ссылка была для него одной большой, хотя и вынужденной, экспедицией. На первое место ссылки, в Тобольск, Чекановский был отправлен из Киева пешим этапом.
Окрестности Байкала и Камчатку изучал также известный еще до восстания натуралист Бенедикт Дыбовский. В 1864 г. он как бывший комиссар Национального правительства Литвы и Белоруссии был приговорен к смертной казни. Ему удалось избежать петли только благодаря заступничеству немецких зоологов и канцлера Пруссии Отто фон Бисмарка. В ссылке Дыбовский вместе с другим участником восстания, Виктором Годлевским, исследовал байкальский регион и описал более ста неизвестных ранее видов животных.
Дыбовский оставил о себе добрую память еще и своей благотворительной деятельностью. Став окружным врачом в Петропавловске-Камчатском, он учреждал больницы на Камчатке, а также способствовал развитию оленеводства, разведению коз и соболей, давая тем самым жителям близлежащих островов источник средств к существованию. Самая высокая гора на расположенном у берегов Камчатки острове Беринга названа в его честь горой Дыбовского. Русское правительство за его заслуги позволило ему в 1883 г. эмигрировать во Львов, бывший в то время частью Австро-Венгерской империи. Дыбовский скончался в 1930 г. в почтенном возрасте 96 лет в независимой Польской Республике.
Польские ученые внесли свой вклад в изучение обычаев и языков коренных народов русского Дальнего Севера и Дальнего Востока. Брат Юзефа Пилсудского Бронислав, сосланный в 1887 г. на Сахалин за участие в приготовлениях к покушению на царя Александра III, составил словари языков нивхов и айнов, коренных народностей, живущих между Сахалином и японским островом Хоккайдо. Выйдя на свободу, он женился на айнке Чусамме. Внук Бронислава и Чусаммы Пилсудских Казуясу Кимура живет в Иокогаме в Японии. Он — единственный потомок братьев Пилсудских по мужской линии.
Забытый в Польше Эдвард Пекарский, родившийся под Минском за пять лет до начала восстания 1863 г. и сосланный в Якутию в 1888-м, стал автором фундаментального, по сей день используемого русско-якутского словаря, а также многочисленных публикаций, посвященных обычаям этого полумиллионного народа — дальнего родственника турок. Первые записи для словаря Пекарский делал чернилами из отвара ивовой коры на обрывках газет, чтобы не умереть со скуки в небольшой юрте в деревне, которую местные называли Джеренгнеех.
В Якутске, столице автономной республики Саха, сегодня стоит памятник Пекарскому. Так же, как и Черского, его считают своим соотечественником не только поляки, но и белорусы.
— Наш земляк Эдуард Пякарский (так его фамилия звучит по-белорусски. — Ред.) дал якутам словарь, а на памятнике написано «великому польскому путешественнику», — жаловался президентской газете «Беларусь сегодня» полярник Владзимир Драбо, руководитель белорусской экспедиции по Якутии в 2004 году. — Но когда-нибудь мы восстановим историческую справедливость.
Польский soft power
Для Польши январское восстание означало очередную бойню лучших ее сынов, после которой наступили годы самой тяжелой «русификации» на берегах Вислы, навсегда лишившие надежды на восстановление многонационального государства в тех границах, в которых оно существовало до разделов. В России антимонархическое выступление поляков стало одним из катализаторов идейной эволюции в кругах интеллигенции: от модного прежде либерализма, в том числе и в межнациональных отношениях, в сторону русского национализма и шовинизма. Эти перемены можно проследить, например, по произведениям И.С.Тургенева.
В Сибири, однако, волна поляков, нахлынувшая после восстания, вызывает хорошие ассоциации. В Иркутске есть не только улица Черского, но и улица Польских Повстанцев, хотя они и выступали против российского государства. Живой интерес к польскому языку в Усолье-Сибирском, Иркутске и Улан-Удэ нередко возникает и среди представителей коренных народов Сибири. Корреспонденту ДГП довелось встретить за Байкалом бурятов, родственников монгольских народов, говоривших по-польски лучше, чем местные активисты Полонии.
— Моя бабушка была из Польши. Хотя возможно, что она была не полькой, а еврейкой, — говорил мне с улыбкой Геннадий Иванов, заместитель главы польской организации «Надежда» в Улан-Удэ. Иванов знает много польских выражений, ходит в футболке польской сборной и называет себя бурятско-польским националистом. Если не считать его бабушки неизвестной сегодня национальности и польской жены Марии, Иванов — стопроцентный бурят, полностью укорененный в буддийской культуре региона. Видимо, этот особенный польский soft power захватывает не только прямых потомков ссыльных. Отсюда же — присутствие представителей местных властей на церемонии вручения «карт поляка». Было бы замечательно, если бы эта часто бескорыстная симпатия распространилась и на федеральных чиновников.
Восточная Сибирь использовалась российским государством как место ссылки еще с XVII века. Сюда отправлялись «за измены» бояре, дворяне, придворная знать, а также стрельцы, крестьяне, посадские, старообрядцы, пленные поляки, шведы. В этот период за Уральский камень попадали в основном участник неудавшихся дворцовых переворотов, жертвы интриг очередных временщиков. Были среди них и поляки.
Так, известно, что еще в 1668 г., Сибирский приказ расписал 22 шляхтича с семьями, посланными служить в сибирские города.
В 1775 году в Селенгинском уезде появились крестьян, сосланных по воле помещиков вместе с беглыми раскольниками из Польши, получившие наименование здесь «семейских» или «поляков», По данным насчитывалось уже 1660 ревизских душ.
Первые политические ссыльные поляки стали прибывать в ВС вслед за декабристами. Это были участники национально-освободительного восстания 1830 г. Система их распределения в Сибири только складывалась, поэтому местные власти нередко были просто не осведомлены, каким образом и где надлежит организовывать их быт и работы. Так произошло, например, с Юзефом Сасиновичем, шляхтичем из-под Белостока, осужденным в «одну из крепостей Восточной Сибири» за участие в «деятельном и ревностном способствовании к распространению возмутительных преднамерений», а проще, за укрывательство участников восстания. Когда-то Сасинович сражался под знаменем Наполеона, был ранен, ослеп, в Сибирь отправился в сопровождении слуги крестьянина Адама Белявского. Уже в 1834 г. поляки прибыли в Иркутск, а отсюда, за неимением в губернии «крепостей», были отправлены в Петровский Завод.
Так как отдельных казематов для политических ссыльных на заводе не было, Сасинович, по распоряжению генерал-губернатора Н.С. Сулимы, был помещен в арестантскую полуказарму государственных преступников. За такое самоуправство Сулима незамедлительно получил внушение из Петербурга: «…при сем случае не могу умолчать, что как казарма Петровского Завода предназначена единственно для содержания государственных преступников, прикосновенных к известному Вам, милостивый государь, делу, то прежде распоряжения о помещении в оную Иосифа Сасиновича, следовало бы Вашему превосходительству предварительно испросить на сие установленным порядком надлежащее разрешение».
Подобным образом были отправлены в Сибирскую ссылку и ксендзы Антоний Ойжановский и Людвик Тенсеровский, обвинявшиеся «в сношениях с некоторыми из злоумышленников». Согласно приговора, их следовало без лишения сана содержать в «дальних римско-католических монастырях». За неимением оных, местные власти вынуждены были отправить священников в феврале 1835 г. в Тунку, а оттуда уже в августе этого же года, учитывая неурожай и дороговизну продуктов - в город Балаганск, где они и находились по 1842 год.
ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 632. Отчет об управлении Восточной Сибирью за 1857 год.
Находящихся под особым надзором полиции зафиксировано за 1857 год по Восточной Сибири 87, политических преступников – 76. Из первых, 10 – поведения порядочного и 5 – неодобрительного; сверх того 1 ссыльный сослан в Томскую арестантскую роту. Все остальные, равно как и политические преступники, отличаются хорошим поведением и покорностью местным властям.
Самых больших размеров достигла польская ссылка после подавления национально-освободительного восстания 1863–1864 гг. По разным источникам, в Сибирь за три года было отправлено от 18 до 22 тысяч польских патриотов. Часть ссыльных отбывали наказание в Восточной Сибири, в частности, на Нерчинской каторге, а затем выходили на поселение в Западное Забайкалье.
Сколько поляков было сослано в Западное Забайкалье после событий 1863 г., точных данных нет. Из «Отчета о состоянии Забайкальской области за 1865 год» следует, что по случаю происходивших беспорядков в Царстве Польском, только в Забайкальскую область и только за один год выслано «для употребления в каторжные работы на Нерчинских заводах 1595 политических преступников», которыебыли размещены частью в заводских зданиях, частью в зданиях, принадлежащих военному ведомству. [ГАИО. Ф. 24. Оп. ОЦ. Д. 686: ГАИО. Ф. 24. Оп. ОЦ. Д. 81.]
В 1860-е годы центром размещения политических ссыльных являлся Петровский завод. С января по декабрь 1864 г. здесь находились ссыльные гарибальдийцы, участники польского восстания. В 1863 г. они были взяты в плен русскими войсками, осуждены в Варшаве на значительные сроки каторжных работ и доставлены в Западное Забайкалье. Гарибальдийцы прибыли из Иркутска в составе большой партии польских ссыльных, насчитывавшей не менее 74 человек,
Большая колония польских ссыльных сложилась в Иркутске. По воспоминаниям Агатона Гиллера, в городе было не менее 150 поляков. В 1868 г. из двух крупных столярных мастерских Иркутска, по производству мебели, одно – Роберта Рейхарта – политического преступника. Здесь столяров, токарей и учеников работало 7 человек. Среди трех красильных заведений города одно принадлежало политическому преступнику Осипу Круликовскому.
О числе польских ссыльных в округах ИГ можно судить по следующим цифрам за 1871–1872 гг.: в Иркутском округе политических 794; Нижнеудинском – 290; Балаганском – 1090; Киренском – 43 и Верхоленском – 66, а всего – 2778 человек.
Немало поляков были заняты тяжелым каторжным трудом. В ведомости политическим преступникам, находящимся в селе Лиственничном (Усолье?) в заведывании зауряд сотника П.Попова на 3.01. 1866 г. 206 польских фамилий и имен. В ведомости политических преступников, находящихся в работах при Петровском железоделательном заводе за сентябрьскую треть 1865 г. 160 польских имен (Л. 11-14). В Троицком сользаводе – 90 поляков. Кондуитный список политическим преступникам, находящимся в Муравьевской гавани и г. Сретенске – 177 поляков (Л. 16–20). Против каждой фамилии стоит оценка за поведение. В основном, в деле записи: «поведения хорошего», но есть и «дерзок» или «вообще дурного поведения». В списке политических преступников в деревне Сиваковой (Нерчинский округ) – 903 польских фамилии. (Л. 89-107).
Местные жители охотно нанимали политических ссыльных на службу: «политики» были грамотными, вели дела честно, были обязательными и исполнительными, да и стоили меньше. Приведем строки из письма П.Д. Баллода, отбывшего каторгу на Александровском заводе А.С. Фаминицину от 3 июля 1870 г., «Пишу Вам это письмо из Посольска, куда меня нелегкая принесла из Верхнеудинска больного. И сижу я здесь третью неделю и ожидаю, когда придет сюда какое-нибудь судно или пароход и увезет меня через Байкал. Когда я выезжал из Александровского завода, то мне предлагали несколько мест купцы и разные предприниматели с порядочным содержанием, и даже один бурят, у которого я покупал скот, сказал мне: «Друг, оставайся здесь, я тебе дам 3 руб. в месяц жалованья и просто 500 быков, и ты торгуй, как знаешь». Разумеется, для меня прямой расчет был остаться там, но по правилам в Забайкальской области никого из государственных и политических преступников оставлять нельзя». [Политическая ссылка в Сибири. Нерчинская каторга. – Новосибирск, 1993. – Вып. II. – Т. 1. – С. 217–218.]
Если русский уголовный или политический ссыльный рвались из Сибири в Европейскую Россию, рассматривая ссылку как временное удаление из привычной среды, то поляки на месте поселения без промедления пускали прочные корни – обзаводились добротной усадьбой, домашним скотом, активно искали занятие своим способностям. Здесь они создавали семьи, растили детей, занимались предпринимательством, делали служебную карьеру.
Нередко ссыльные поляки столь крепко прикипали к сибирской земле, обзаводились хозяйством, что не могли все это бросить и немедленно вернуться на родину. Вот, например, показательное прошение Ф. Далевского Н.П. Дитмару, написанное после «высочайшего соизволения от 25 мая 1868 г. об облегчении участи политических ссыльных: «Так как я, имея свою мыловарню и для обслуги ея лошадей и быков, принужден был сделать запас на зиму, а именно сена и дров, которые я закупил у окрестных жителей, то покорнейше прошу, Ваше превосходительство, оставить меня на поселение в Забайкальской области. Ежели бы это было возможным, то оставить меня, по крайней мере, на один год. [Политическая ссылка в Сибири. Нерчинская каторга. – Новосибирск, 1993. – Вып. II. – Т. 1. – С. 213.]
Порядок распределения и условия пребывания польских повстанцев в Сибирской ссылке имели свои особенности. Так, согласно «Правил по устройству быта политических ссыльных, сосланных в Восточную Сибирь из Царства Польского и Западных губерний» поляки «в видах обеспечения их быта, распределялись по утверждению начальника губернии, применяясь к роду занятий каждого». Сосланные поляки, желавшие в местах поселения заняться земледельческим трудом, наделялись землей. Отдельным пунктом правила предполагали «водворять поляков-ремесленников, мастеров и прочих в казенные и все имеющиеся в губерниях частные заводы». Те же, кто устроил свое хозяйство, «при хорошем поведении» могли остаться на местах водворения и после окончания срока наказания.
Такое исключительное отношение к полякам было продиктовано, с одной стороны, хроническим недостатком в Забайкалье квалифицированных рабочих рук, с другой – преобладанием среди ссыльных людей столь дефицитных рабочих профессий. Вот, например, список поляков, изъявивших желание остаться после окончания срока ссылки в Забайкалье, составленный в апреле 1873 года. В списке 54 фамилии. Большинство поляков «испрашивали разрешение» поселиться близ Читы, а также на Нерчинских заводах. Девять человек предполагали остаться в Западном Забайкалье: Артецкий Константин – мыловар – Верхнеудинск; Брудницкий Иван – колбасник – Верхнеудинск; Дрейзонтен Ян – пильщик – Петровский Завод; Жоховский Игнатий – мыловар – Верхнеудинск; Ковальский Николай – портной – Петровский Завод; Игначевский Иосиф – слесарь – Тарбагатайская волость; Молиенко Иосиф – сапожник – Петровский Завод; Прушинский Иосиф – сапожник – Петровский Завод; Синдер Нохейм – булочник – Петровский Завод.
Как видим, в ВС стремились остаться люди «простого звания», рабочих профессий и специальностей. Не случайно, устройство поляков на прииски региона было максимально упрощено: желающим работать на добыче золота, например, необходимо было всего лишь иметь одного поручителя, коим охотно выступал хозяин прииска, а также разрешение станового пристава. При этом переезды с прииска на прииск внутри одной компании, даже если они отстояли друг от друга на сотни километров, также не требовали особого разрешения, чем поляки широко пользовались, перемещаясь с одним «билетом» по всему краю. [ГАИО. Ф. 24. Оп. ОЦ. Д. 814. Л. 2 об.]
Несмотря на столь либеральное отношение, закон предусматривал относительно польских ссыльных и серьезные ограничения. Они не имели права заниматься частным извозом, воспитанием детей, «преподаванием наук» и искусств, содержать аптеки, фотографии и литографии, торговать вином, занимать какие-либо должности в правительственных учреждениях. Впрочем, особенностью польской ссылки было то, что польские изгнанники всегда с успехом занимались всем вышеперечисленным. Например, Петр Боровский, после Нерчинской каторги занимался золотодобычей, имел собственные прииски, где охотно предоставляя работу нуждающимся полякам; Иосиф Валецкий изготавливал мыло и свечи; Франц Вардынский, Юлиан Иордан, Кароль Рупрехт служили в золотопромышленных компаниях, Алоизий Венда управлял маслоделательным заводом; Мечислав Зарембский имел земельный участок, вел сельское хозяйство, был записан в купцы третьей гильдии; Кароль Подлевский поставлял зерно горному управлению; Александр и Фелициан Карпинские основали в Верхнеудинском уезде фабрику по производству швейцарских сыров; К. Савичевский основал завод, на котором производил ежегодно мыла на 12 тысяч рублей и на 3,5 тысячи масла кедрового ореха, вел крупную торговлю в Кяхте; Иван Орачевский занимался медицинской практикой. [Тимофеева М.Ю. – Чита, 2001.].
Конечно же история Сибири и Прибайкалья изобилует примерами научного творчества поляков. Во второй половине 1880-х годов Б. Шварце и Аф. Михайлович обратились к директору Иркутской магнитно-метеорологической обсерватории с просьбой, разрешить им организацию в Тунке постоянных метеорологических наблюдений. Директор, с одобрением встретив это предложение, «покорнейше» запросил губернское правление и получил ответ в декабре 1887 г. за подписью Иркутского вице-губернатора: «… нахожу вполне возможным разрешить поднадзорным производство метеорологических наблюдений в селе Тункинском, так как подобное занятие не исключается смыслом Высочайше утвержденного 12 марта 1882 г. Положения о полицейском надзоре и кроме того избавит этих поднадзорных от праздности, гибельно влияющей на нравственность их состояния. [ГАИО. Ф. 25. Оп. ОЦ. Д. 5. Л. 3.]
Большая часть ссыльных поляков из крестьян, расселенных в селах Прибайкалья, уже в третьем поколении обрусели. Они пустили прочные корни на сибирской земле, пополняя податные сословия. Польское дворянство, наоборот, после амнистии в большинстве случаев выехало на родину.
Наш современник, профессор Вроцлавского университета А. Кучиньский, указывая на созидательный, деятельный образ жизни ссыльных поляков, так писал, о труде поляков: «Они искали какого-либо осмысленного места в этом новом для них пространстве, места не только в топографическом смысле, ибо таковое было им назначено царским приговором, но места осмысленного наполнения своей жизни в ссыльном отдалении, нередко свободной от арестантских рот, кандальной каторги или нелепого замыкания в тюрьмах и сибирских гарнизонах. Некоторые из этих ссыльных находили такое место, берясь за различные занятия – купечество, золотоискательство, ремесла, земледелие, но были и такие, которые смысл ссыльного существования наполняли познавательной деятельностью в области географических, естествоиспытательских и этнографических исследований. Предпочтения, которые они внесли в свою ссыльную жизнь, обозначали каким-то способом новый горизонт их существования за пределами отечества». [Кучиньский А. Польские известия о бурятах и их познавательная ценность (в переводе Б.С. Шостаковича) // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы: Сб. мат-лов межд. научн. конф. – Иркутск, 2001. – С. 287.].
Какова социокультурная роль польской ссылки? Если мы, изучая ссылку политическую, например, ссыльных большевиков, говорим прежде всего о ролиреволюционизирующей, то роль поляков здесь в Сибири – прежде всего социокультурная. Каковы количественные составляющие этого вклада?
Сегодня надо констатировать, что до сих пор огромнейшая научная проблема как польская ссылка в Сибирь или в Сибири остается не исследованной и иллюстрируется на примере нескольких десятков предприимчивых поляков. Да, мы знаем, что имел свечные заводы, были прекрасными музыкантами. А как жили тысячи безызвестных поляков в Сибири, чем занимались. Да даже количественные показатели не установлены. Мы достаточно четко знаем, что ссыльных социал-демократов было столько-то, эсеров также. А сколько было поляков в первой половине 19 века, затем во второй. Этих данных нет. Вернее, они есть, но лежат в архиве. Например, только одно дело из 24 фонда ГАИО, просмотренное мной недавно дало следующие показатели:
А сколько поляков было всего, например, после восстания 1863 года? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо переписать десятки томов архивных дел со статейными списками. Тогда мы будем знать по крайней мере кол-ов, год рождения, социальное положение, географию расселения и род занятий. Пока данных нет, история поляков в Сибири по-прежнему изучается по мемуарам на основе судьбы нескольких десятков поляков.
В этом направлении надо только приветствовать выход в свет книги Ссыльные поляки в Сибири 17, 19 вв., изданную совместно СО РАН и ГАИО. В работе приводятся сотни имен ссыльных поляков. Это дает материал для обобщений. Слабой стороной книги является как раз отсутствие обобщающего материала, научных задач, следующих из обстоятельного историографического обзора. Это, безусловно, обедняет данное исследование.
В качестве положительного примера можно отметить и работу
Марины Юлиановны Тимофеевой «Участники польского национально-освободительного
движения в Забайкальской ссылке 1830–1850 гг. Автор приводит несколько десятков
или даже сотен имен, но в основном, это лица известные. Книга Гапоненко и
Семенова Польские политические ссыльные в хозяйственной и культурной жизни
Забайкалья впервой половине 19 века. Серия Поляки в Бурятии 5 томов.
Владимир Сухацкий.
Сибирские поляки.
Статья "Сибирские поляки" написана Владимиром Сухацким, известным тележурналистом, краеведом, нашим земляком, кемеровчанином.
основанные на исследованиях истории Кузбасса.
В детстве у меня был приятель, которого звали Войтек Василевский, а его младшую сестру - Дагмара. Довольно необычные имена для наших мест! Детвора называла их на русский манер - Витёк и Маруся. Они не обижались, но когда пришло время получать паспорт, брат с сестрой настояли, чтобы в документе были указаны имена, данные им при рождении, а в графе «национальность» значилось «поляк», «полька». Работники загса уговаривали подростков взять русские имена, но гордые и упрямые потомки выходцев из Речи Посполитой были непреклонны. Они заявили, что «мы поляки по крови, но наша родина - Сибирь». И таких людей, как Войтек и Дагмара, в Сибири было много. Имея советское гражданство, эти люди очень трепетно относились к своему происхождению и национальной культуре. В польской историографии даже появился термин «сибирские поляки».
Поляки на земле Кузнецкой появились 400 лет назад, когда русские первопроходцы стали сооружать здесь пограничные укрепления. Сначала возник Томский, затем Кузнецкий и Верхотомский остроги.
Как известно, начало XVII века - время русско-польских войн. Поэтому первыми иностранными поселенцами в острогах были военнопленные. Также в этих форпостах обитали и перебежчики, которые охотно несли военную службу «под высокую государеву руку». Они собирали ясак (пушнину, мед, орехи, рыбу) с шорцев, телеутов, томских татар.
Казаки «литвы» (так тогда называли поляков) были освобождены от налогов и имели право свободно заниматься хлебопашеством. Некоторые из них выполняли посольские функции. Рядом с Кузнецким острогом проходила граница с племенами джунгаров, кыргызов, абинцев. Имея такие привилегии, о которых поляки на родине и мечтать не могли, лни с большим желанием отправлялись покорять и осваивать Сибирь.
В XVII веке количество людей «польской породы» Кузнецком остроге было значительное, примерно 15 процентов от общего числа казаков, боярских людей и хлебопашцев.
По подсчетам российского историка И.Н.Оглоблина, в те времена было сослано в Западную Сибирь не менее 1500 поляков. Многие из них поселились в Кузнецке.
Другой исследователь, Д.Я.Резун, полагает, что каждый четвертый обитатель форпоста в верховьях Томи был поляком.
Если это так, то получается, что первопроходцами являлись не только русские, но и «сибирские поляки», которые не чувствовали себя лишними на чужбине. С русскими их объединяло то, что у них была славянская культура и христианская религия. А также язык, настолько похожий на русский, что переводчика не требовалось. Лингвисты утверждают, что традиционный тост «За здоровье!» пришел к нам от поляков. Прежде наши предки пили горькую под возглас«Во славу царя-батюшки!»
Практически все уроженцы Речи Посполитой, которые по разным причинам оказались в Сибири, были людьми грамотными, высококультурными и мастеровитыми. В 1623 году московские власти направили поляка Анджея Просовецкого в Томск, чтобы он соорудил там «огороженный двор, который стал бы приставом добрым служилым людям». Говорясовременным языком, его послали в Томск, чтобы он построил для «VIP- персон» гостиницу. С чем он успешно справился.
Ещеодна тема - польско-русские браки.
Поляки охотно женились на русских девушках. В основном это былимолодые мужчины-военнопленные, не связанные брачными узами. Если кто-то из них и был женат, далеко не каждая супруга-полька готова была отправиться с мужем в ссылку в Сибирь. Поэтому свою вторую половину молодые люди находили на чужбине.
Вот свидетельство, которое нам оставил некий Анджей Дабковский: «Жениться на русской - это счастье, которое не всегда найдешь на родине. Русские женщины - красивы, трудолюбивы, наивны и целомудренны. Они никогда не изменяют мужьям».
Но у чужеземцев, оказавшихся за тридевять земель, имелась серьезная проблема: они исповедовали католичество, а их суженые- православие. Официального признания в Сибири такие смешанные браки не имели. Поэтому дети в польско-русских семьях считались «нечистыми». Родителей лишали прав на состояния, и им запрещалось уезжать в Польшу.
Часто один из супругов менял вероисповедание. В случае если поляк принимал православие, семья становилась «русской».
Обычно мужчина менял фамилию, и таким образом некий Иваницкий становился Ивановым, а Василевский - Васильевым. Историки утверждают, что, женившись на русской девушке, поляки навсегда оставались в России и не испытывали никакого желания вернуться на родину.
К началу XIX века «сибирские поляки» почти утратили национальную идентичность. За 200 лет они почти полностью растворились среди местного населения и стали называть себя русскими.
Но некоторые из них все же хранили память о предках и рассказывали своим детям о своей родине - «чудесной стране, в которой вся земля усыпана яблоками». Но это были лишь семейные предания. Не более! Внуки и правнуки первых польских поселенцев, выросших в таежной Сибири, даже не знали, что это такое - яблоки.
Самый массовый приход поляков в Сибирь, которую они называли не иначе как «страной слез и льда», пришелся на 30-60-е XIX века.
В то время значительная часть Речи Посполитой входила в состав России. После войны с Наполеоном победители поделили Польшу на три куска, и самый большой достался нашей стране.
Свободолюбивые поляки дважды, в 1831-м и 1861 годах, пытались обрести независимость и избавиться от имперского ига.
По всей территории Российского царства Польского прокатилась волна мятежей и восстаний. Но воевать с Россией было бессмысленно. Каждый раз бунтарские выступления заканчивались поражением повстанцев. Десятки тысяч арестованных поляков отправились в составе русской армии воевать на Кавказ, что означало верную смерть. Другим повезло - их отправили в ссылку в Сибирь.
Вот так в Томской губернии, частью которой являлась территория Кузбасса, появилась обширная польская диаспора. Собственно говоря, с этого и началась полонизация Кузнецкого края.
Кто-то считает, что XIX век был веком «ополячивания» сибиряков. Но пришельцы вовсе не заставляли аборигенов исповедовать католичество, читать молитвы на латыни и говорить по-польски. Другое дело - европейская культура, с которой иноземцы пришли и которая оказала существенное влияние на быт, жизненный уклад, менталитет местного населения.
Как правило, все ссыльные поляки имели статус государственных преступников и проживали в «отдаленных губерниях» под надзором полиции. Бунтарей не сажали в тюрьмы, не привлекали к каторжным работам. Им было предоставлено право вести привычный образ жизни, но только не на родине, а в таежной глуши. В этом и заключался весь смысл наказания.
Ссыльным полякам разрешалось брать с собой жен, если таковые имелись, получать с родины денежные переводы, вести переписку. Кроме того, российское правительство оплачивало их содержание. Это были небольшие деньги, но их вполне хватало на жизнь - 114 рублей серебром в год. Например, купить избу можно было за 200 рублей, булку хлеба - за 2 копейки, а 1 килограмм китайского сахара - за 40 копеек. То есть жить можно.
Вот что писал по этому поводу ссыльный поляк Ю.Ручиньский: «Пуд ржаной муки, очень хорошей, стоил 15 грошей, пуд пшеничной - 40 грошей, пуд отличного мяса - 4 злотых, четырехнедельный, специально выкормленный молоком теленок - 5 злотых, пара рябчиков - 10 грошей, диких уток, тетеревов, глухарей даже не хотели покупать, выбирали только молодых тетеревов и чирков. Рыб отменных уйма и также за бесценок. Зимой на базаре лежали в огромных количествах замороженные карпы, окуни, осетры, стерляди, щуки чудовищных размеров».
К месту ссылки поляков доставляли на телегах или санях. Ночлег - в гостиных дворах. Очень часто сердобольные сибиряки подкармливали арестантов, угощая их хлебом, молоком, салом. Обычный рацион на этапе: завтрак - кружка молока с хлебом, обед - суп с мясом, «приготовленный в таком количестве, что хватало и на ужин».
Доброта и радушие местного населения поражали воображение иностранцев. Польский ссыльный Винцент Мигурский писал: «Проезжая по Сибири, я замечал и должен признать это прямо, что жители ее, то ли потому, что тогда еще недалеко ушли от естественного состояния и были неиспорченными, то ли предки их, заселявшие этот край, также были изгнанниками и отвергнутыми обществом, а отсюда почти у каждой семьи были свои традиции и воспоминания, то ли, наконец, потому, что, глядя постоянно на нескончаемые толпы проходящих арестантов, освоились с горем, а может, что самое верное, прониклись принципом житейской философии: «сегодня мне, а завтра тебе», но по отношению к нам они были чрезвычайно вежливы, услужливы и гостеприимны».
Все политические ссыльные были образованными людьми. Именно потому они и назывались «политическими». Большинство поляков - дворяне, которые свободно говорили на нескольких иностранных языках, прекрасно знали европейскую литературу, искусство, философию, теологию. Понятно, что кому, как не им, предстояло стать народными просветителями в малограмотной Сибири.
В начале 60-х годов позапрошлого века в Кузнецке оказался польский художник Генрих Филиппович, выпускник Варшавской художественной школы. Он учил детей живописи, литературе, латыни. Сначала преподавал в первом окружном училище в Кузнецке. Это учебное заведение открылось еще в 1826 году, но влачило жалкое существование. Училище то открывали, то закрывали. Поэтому Филиппович, как и другие поляки, занимался репетиторством.
Многие состоятельные люди в Кузнецке не жалели денег, чтобы их отпрыски знали латинский и французский языки, играли на фортепьяно и писали стихи. Польских учителей уважали и платили им хорошие деньги. Г.Филиппович получал за репетиторство больше денег, чем от продажи своих картин.
Другие ссыльные занимались «письмоводительством у частных лиц». Например, польский дворянин Бернард Юшевич, отбывая ссылку в Кузнецке, писал от имени горожан прошения и челобитные. Поскольку 99 процентов местного населения не умели ни писать, ни читать, работы у писаря было предостаточно. Он являлся одним из самых уважаемых и богатых людей в уезде. И это при том, что официально значился политзаключенным. Позже по высочайшему повелению российского императора поляка Б.Юшевича перевели в канцелярию Томской губернской казенной палаты. Он стал важным чиновником и имел блестящую репутацию, так как в отличие от русских никогда не воровал и не брал взяток. Надо сказать, что ссыльные поляки страдали не столько от суровых сибирских морозов, комаров и гнуса, сколько от местной бюрократии. За каждый чих полякам приходилось платить. Чтобы съездить к друзьям в соседнюю деревню, надо было дать на руку полицейскому. Хочешь послать весточку в Польшу - дай почтарю 5 копеек, и тогда письмо дойдет до адресата.
Любопытное свидетельство по этому поводу оставил ссыльный поляк Ю.Ручиньский: «Русский человек, проведший жизнь в среде, где взятка была средством и целью бытия, что ж удивительного, что он желал и искал взяток? Но один раз, взяв то, что, по его пониманию, свято ему полагалось, становился он после этого благосклонным, любезным и по-своему порядочным. В служебной сфере - деморализация, такая же большая, как повсеместно. Все крадут, открыто, обдуманно, как бы по убеждению. Получаемое от правительства жалованье для них ничто, взятки - всё. Каждая должность заранее просчитана, сколько должна принести дохода... Общественное благо, любовь к стране - эти понятия им незнакомы, умам их недоступны».
Когда число поляков в сибирских губерниях достигло 65 тысяч и они стали превалировать в общественной жизни, российские власти решили, что управлять ссыльными должны люди «польской породы». Так в феврале 1837 года главой Кузнецка был назначен Людвиг Вроблевский. Неслыханное дело - мэром уездного сибирского города стал чистокровный поляк!
Вроблевский начинал государеву службу в лейб-гвардии Измайловского полка. Был удостоен звания штабс-капитана и многих наград. Одно время являлся заседателем Красноярского земского суда, затем - городничим в Туруханске. Он и его друг А.Ф. Поклевский, которого называли одним из самых богатых в России, стали «отцами – благодетелями» для сибирских поляков: помогали соотечественникам найтиработу, приобрести жилье и даже вернуться на родину.
Л. Вроблевский занимал пост городничего Кузнецка семь лет и оставил о себе добрую память. Возможно, самым ярким персонажем в истории полонизации Сибири являлся Антош Анкудович, ссыльный ксендз, магистр теологии, который ратовал за создание польских общин на территории от Урала до Тихого океана.
Находясь в ссылке в Кузнецке, он предложил сибирскимкатоликам создавать храмы везде, где это возможно. Его призывбыл услышан. В начале XX на средства паствы на территории Кузбасса были построены четыреримско-католических костела и часовни: в Мариинске, Тайге, селах Бороковском, Тюхтет.
Как известно, не каждый католик – поляк, но каждый поляк – католик.
В то время около 10 процентов жителей Мариинска были поляками. Здесь, между прочим, отбывал ссылку дед выдающегосякомпозитора Д. Д. Шостаковича - Болеслав Петрович Шостакович.
В рождественские, пасхальные праздники в селе Бороковском Тяжинского района местный костёл посещало более 10 тысяч прихожан. Это очень много, если учесть, что численность населения всего уездного города Мариинска была такой же!
Кстати упомянуть, автором проекта католического храма в селе Бороковском являлся известный архитектор и художник поляк Викентий Оржешко, выпускник Санкт-Петербургской академии художеств. Его учителем был выдающийся российский художникЛ.Н.Бенуа. К сожалению, фото этого храма отсутствует, но если судить по эскизам архитектора, деревенский Костёл представлял, величественное здание в неоготическом стиле. Богатое убранство фасада, пилястры, внутренние и внешние резные деревянные панели - все это было необычным для здешних мест. Здание разительно отличалось от православных храмов и считалось одним из самых красивых культовых сооружений за Уралом.
Сохранилось описание богослужения в одном из сибирских костёлов: «С утра ксёндз исповедовал многочисленных грешников и проводил богослужение. Под вечер были короткие вечерни. Во время литургии за неимением органа мы отвечали священнику пением. Был создан квартет из неплохих голосов. Рабцевич вел бас, Жонжевский сопрано, я был тенором, Цырына отлично вторил. Исполняли мы «Когда утренние всходят зори» на прекрасный мотив, сохраняемый в нашей среде. Наше пение привлекало инженеров. Слушали как на концерте. Некоторые, как, например, майор Таскин, меломан, не пропустили ни одного богослужения. После мессы мы забирали священника на обед, угощали его не изысканно, но гостеприимно и искренне. Так прошло более десяти дней, и попрощались с настоятелем до встречи не ранее через год».
Как это ни парадоксально звучит, но массовая ссылка поляков в Сибирь стала благом для местных жителей. Это было проникновение европейской цивилизации в дикий край, жители которого даже не знали грамоты.
Русские дворяне переселяться сюда и нести «светоч знаний» не хотели. Для них слова «Сибирь» и «каторга» являлись синонимами. Ну а сосланные в «таежные болота» декабристы были скорее изгоями, чем миссионерами. Поэтому именно ссыльные поляки внесли заметный вклад в окультуривание Сибири. Они хотели, чтобы здесь им жилось, как у себя дома.
Те, у кого было достаточно средств, приобретали избы. Но, как правило, изгнанники снимали жилье. Некоторые на хуторах занимались фермерством. Упомянутый выше Ю. Ручиньский писал: Бопрэ с Подлевским купили хутор... Выросли строенияи добротный домик. Неизвестные там прежде плуги начали взрезать землю. Семена пшеницы были доставлены из Сандомежа. В течение нескольких лет хутор расцвел; в нем работало несколько батраков, коней и скота было достаточно, и прибыль росла год от года. По нескольку тысяч пудов зерна закупало российское правительство».
Обычно поляки разбивали перед домом цветники. Выращивали георгины, гладиолусы и даже розы. Считалось хорошим тоном на обеденный стол поставить вазу с цветами. Часто молодые люди просто дарили букеты проходящим девушкам. Поначалу сибирякипосмеивались: «Чудят поляки! Нет чтобы редьку перед крыльцом посадить. Ее хоть есть можно». Но спустя некоторое время старожилы тоже стали разбивать палисадники. Выращивали в основном подсолнух: и цветок красивый и семечки погрызть можно!
По воскресеньям поляки устраивали концерты, танцевальные вечера.Пианино, скрипки заказывали в Петербурге или Москве. Инструменты доставляли местные купцы (в Топкинском городском музее можно увидеть маленький немецкий орган для домашнего музицирования).
Почти в каждом сибирском городе, где проживали ссыльные, создавались музыкально-хореографические классы, в которых обучались не только польские, но и русские дети. Еще одно свидетельство от Ю.Ручиньского: «Счастливая детвора сбегалась в назначенные часы. А так как девушки были щеголихи и охочи к прыжкам, то легко поняли, что требуется, и в течение нескольких месяцев научились кадрили, вальсу, даже начали танцевать мазурку как истинные польки... Четыре маленькие балерины стали в кадриль и станцевали так хорошо и ловко, как там никогда не видели, так что могли бы фигурировать и в европейских салонах».
Заметный вклад поляки оставили и в сибирской кулинарии. Известно, что многие мариинские трактиры специализировались на приготовлении исконно польских блюд, таких как бигос, фляки (отварные рубцы), голубцы, судак под соусом, песочное печенье и др. Но «коронными блюдами» являлись разнообразные колбасные изделия. Прежде только местные татары делалииз жирной конины вяленую колбасу «казылык». Но спросом она не пользовалась, так как русские считали ее «басурманской». А вот колбаса «Краковская», изготовленная местными поляками, подавалась в мариинском станционном буфете как деликатес.
Кстати упомянуть, шампиньоны стали использоваться в сибирской кухне тоже благодаря полякам. Местные жители называли их «собачьими грибами» и в пищу не употребляли, поскольку считали ядовитыми. Однако поляки высоко ценили вкус этих грибов и готовили «королевские» блюда, которые со временем полюбились и сибирякам, например, соте из шампиньонов под соусом.
Говоря по-русски, это запеченные со сметанной грибы. Обычно поляки нанимали для сбора шампиньонов местных мальчишек и платили по копейке за ведро.
Впрочем, поляки тоже кое-что позаимствовали у сибиряков. И прежде всего – пельмени. Один из ссыльных писал: «Вареники с мясом - самое вкусное блюдо на свете. Я могу съесть их огромное количество. И только смерть способна остановить мое желание кушать их каждый день».
Изысканной закуской ссыльные считали соленые рыжики со сметаной, а также вяленую или копченую красную рыбу: осетра, нельму и муксуна.
Сибиряки относились к ссыльным полякам как к родным братьям и считали, что только благодаря им богом забытый уголок «стал похож на Европу».
Вот что писала газета «Сибирь» в 1883 году (№ 31): «По прибытии в Сибирь поляки не предались отчаянию... стали заниматься торговлей, ремеслами и даже иногда хлебопашеством... Много способствовали развитию ремёсел и огородничества... колбасное, кондитерское и некоторые другие производства исключительно полякам обязаны основанием и развитием в Сибири. До поляков здесь почти не было ни кафе-ресторанов, ни трактиров, ни порядочных гостиниц».
Полонизация Сибири имела и негативные стороны. Поселенцы изготавливали дешевый спирт и, по сути, спаивали местное население. Польская сивуха имела хорошее качество и стоила копейки. Торговля шла круглосуточно, и даже в три часа ночи можно было запросто купить бутылку первача у бутлегеров, которые в то время назывались «шинкарями».
В конце ХIХ века в Мариинске появились первые публичные дома. Самый известный бордель принадлежал пани Веревской. Она нанимала на работу в качестве горничных и кухарок русских девушек и вынуждала их заниматься проституцией.
Справедливости ради скажу, что польская диаспора никакого отношения к появлению борделя в городе не имела. Документально доказано, что этот публичный дом содержали и крышевали мариинские полицейские.
Ссыльные поляки, оказавшись в Сибири, полюбили этот край. Многие остались здесь навсегда. «Европа, особенно Западная, - писал один из них, - со всей своей утонченной цивилизацией, но внутренними социальными ранами, которые не может залечить, могла бы во многом позавидовать этой далекой северной стране».
Вместо послесловия
Удивительно, что многие «сибирские поляки», которые уже 400 лет живут в Кузнецком крае, и по сей день не утратили своей национальной идентичности: они учат польский язык, ходят в костёл и даже дают детям польские имена - Ивона, Ева, Ян...
Конец XVI — начало XVII вв.: Ссылка в сибирский регион
военнопленных эпохи русско-польских войн. Общая
численность данной группы польского населения достигала 1,5
тысячи человек. По условиям Деулинского перемирия 1619 г. и
Андрусовского мира 1667 г. [Московские трактаты 1667 и 1672 гг.]
между Россией и Речью Посполитой, производился обмен
военнопленными и возвращение поляков на родину.
1760 — 1770-е гг.: Первая массовая ссылка в Сибирь
политических противников царизма в Польше — участников
так называемой Барской конфедерации (1768-1772),
выступавшей вооруженным путем против официального
правительственного курса Речи Посполитой и России.
Большинство из представителей этого движения оказались в
ссылке на территории Западной Сибири, но некоторые волею
судеб были высланы еще далее на восток и оказались в пределах
административных границ Иркутской губернии. Из
числа ссыльных барских конфедератов наиболее известным
сделалось имя Маурыцы Аугуста (Морица-Августа) Беневского
— офицера польско-словацко-венгерского происхождения, человека
необычной судьбы, прославившегося своими громкими
авантюрными приключениями, характерными для богатого на них
бурного XVIII столетия.
1794 г.: Ссылка участников национально-
освободительного восстания под руководством Тадеуша
Костюшко. Их общее число точно не установлено,
приблизительно — до нескольких тыс. чел. Один из наиболее
известных представителей этой группы ссыльных — костюшковский
бригадир (генерал) Юзеф Копэць, отбывший несколько лет в
изгнании на далекой Камчатке и оставивший ценный по
фактическому содержанию «Дневник», в котором среди прочего
отражены его впечатления при проезде через Иркутск.
1795- 1813 гг.: Ссылка отдельных представителей
патриотических организаций после 3-го раздела Речи
Посполитой и пленных из польских воинских частей,
сражавшихся на стороне Наполеона в эпоху Отечественной
войны.
1815 — 1820-е гг.: Высылка ряда участников польских
организаций «филоматов» («любители знания»; действовала в
среде студентов и выпускников Виленского университета; один из
отправленных на восток России «филоматов» — будущий
выдающийся ученый монголовед и бурятолог Юзеф (О.М.)
Ковалевский) и Патриотического общества (С.
Кшижановский и др.), поляков из состава декабристских
организаций (Ю. Люблиньский, М. Рукевич и др.).
1833 — 1850-е гг.: Ссылка деятелей конспиративных
освободительных организаций и групп в Польше и на
сопредельных землях: экспедиции Заливского, «Союза
польского народа» (организации Шимона Конарского и
«сьвентокшижцев»), «Крестьянского союза» Петра
Сцегенного и повстанцев 1846 и 1848 гг. В общей сложности
— несколько сотен человек. В их числе — целая плеяда ярких
личностей: Э. Фэлиньская, Г. Эренберг, Г. Зелиньский, Л.
Немировский, А. Гиллер, Ю. Ручиньский, Ю. Сабиньский,
оставившие большое «сибирско-польское» культурно-
историческое наследие, и многие другие.
1863 — вторая половина 1860-х гг.: Массовая ссылка
участников Польского (Январского) восстания 1863-1864 гг.
Общая численность всех репрессированных повстанцев по
официальным источникам немного превышала 18 тыс. чел.
Реальная цифра до сих пор не установлена, и мнения
исследователей по этому вопросу существенно расходятся.
К выдающимся деятелям этой эпохи принадлежат десятки
известных и заслуженных людей. Среди них ученые-
исследователи сибирского края — биолог и врач, оригинальный
общественный деятель Бенедикт Дыбовский (зачинатель
современной лимнологии и научного изучения Байкала), его
соратник по экспедициям, натуралист и изобретатель Виктор
Годлевский, геологи Ян (И.Д.) Черский и Александр (А.Л.)
Чекановский, археолог Миколай Витковский; педагог Феликс
Зенькович, художники Александр Сохачевский, Станислав
Котерля, Станислав Вроньский, Максымильян Оборский,
врачи Юзеф Лаговский, Вацлав Лясоцкий, Болеслав Свида,
Эдвард Пекарский и многие другие. Это и тысячи простых
тружеников: крестьян, ремесленников, мелких служащих,
специалистов в самых разных областях.
1870 — 1880-е гг.: Ссылка деятелей польского
социалистического и пролетарского движения. В Сибири
отбывали наказание представители многочисленных его течений и
организаций, начиная от первых социалистических групп (Вацлав
Серошевский, Станислав Лянды и др.), партии «Первый
Пролетариат» (в частности, Феликс Кон, Тадеуш Рехневский
Михал Войнич, Людвик Янович) до Польской социалистической
партии (ППС) (ее молодым деятелем был Юзеф Пилсудский —
будущий лидер возрожденного Польского государства) и социал-
демократии Королевства Польского и Литвы (СДКП и Л) (в числе ее
представителей был Феликс Дзержиньский).
1890 — 1910-е гг.: Переселение крестьянства и трудовая
эмиграция в Сибирь населения из польских регионов
Российской империи.
В период начавшегося интенсивного капиталистического
развития Сибири сюда переезжали тысячи выходцев из районов
Королевства Польского и сопредельных западных территорий
тогдашней Российской империи со значительным польским
населением (Белоруссия, Украина, Прибалтика). Поводы для
данной внутренней эмиграции были разнообразными, в основном —
экономического характера. Развитие края вызывало спрос на
дефицитные в то время специальности инженеров,
техников, учителей, врачей, экономистов, различные рабочие
профессии. Для государственных служащих действовали
различные льготы, привлекавшие перспективами поправить свое
финансовое положение, сделать карьеру. В сфере частной
коммерческой и производственной деятельности возникали
возможности выгодного приложения своего капитала. Все это
стимулировало приток в Сибирь поляков. Немало лиц польского
происхождения приложило свои силы к научному изучению
обширных сибирских пространств. Заметно пополнился контингент
переселенцев-поляков в сельские местности Сибири в период так
называемой Столыпинской аграрной реформы (1906 — 1917).
Большой приток выходцев из Польши вызвало сооружение
Великой Сибирской железнодорожной магистрали (1891 — 1901),
русско-японская война 1904-1905 гг. Характерные примеры
указанного процесса — возникновение польских
переселенческих сел — Белосток (в 189 км от Томска) в
Западной Сибири, Вершина (ок. 200 км от Иркутска) в Восточной
Сибири. Большую известность приобрел в Забайкалье Юльян
Талько-Грынцевич, служивший 16 лет окружным врачом в
Троицкосавске-Кяхте, основатель местного музея и отдела
Русского Географического общества, неутомимый исследователь в
сфере антропологии, археологии и этнографии региона.
Хотя добровольное переселение поляков в Сибирь
существенно усилилось в указанный период, в сущности оно
наблюдалось и на всех более ранних хронологических этапах
истории поляков в Сибири: военнослужащие, государственные
чиновника, католическое духовенство, отдельные предприимчивые
лица и т.д. — составляли определенную часть населения Сибири по
меньшей мере с конца XVIII и на протяжении XIX в.
1914 — 1918 гг.: Беженцы из польских районов военных
действий на территории Российской империи и
военнопленные-поляки периода первой мировой войны в
Сибири.
Это отдельная, новая тема в «сибирско-польской» истории.
1920-е гг.: История польских диаспор в Сибири.
Эта тема еще очень слабо изучена. Известно, что по переписи
1920 г. в Сибири насчитывалось 57 тыс. поляков (почти вдвое
больше, чем по данным переписи 1897 г.). Естественно, важно
было проследить их эволюцию в регионе.
Конец 1920-х гг. — 1937 г., 1939 — 1957 гг.: Депортация в
Сибирь и последующая история пребывания в этом крае
репрессированных поляков из районов Восточной, а позднее
и Западной Белоруссии и Украины, а также восточной части
Польши.
Данная тема только в последнее время получила узаконенную
«прописку» в отечественной истории, в том числе и сибирской,
региональной. Еще много усилий предстоит сделать ее
исследователям, чтобы ответить на все проблемы,
представляющие пока почти сплошные «белые пятна». Речь идет
о ссылке сотен тысяч человек. Более точными данными мы пока
еще не располагаем.
Конец 1960-х — начало 2000-х гг.: История полонийной
национально-просветительной деятельности в сибирской
части России.
Возрождение национально-культурной жизни в полонийной
среде (то есть среди поляков и лиц польского происхождения вне
Польши), а также и всех сибиряков, интересующихся польской
историей и культурой, происходило в целом по Сибири в течение
последнего десятилетия XX в. Но в отдельных случаях, как,
например, в Иркутске, этот процесс стал развиваться еще с конца
1960-х гг., когда более двадцати лет действовал Клуб друзей
Польши в Иркутске «Висла», ряд активистов которого в июне
1990 г. воссоздали Польское культурно-просветительное общество
(ныне Польскую культурную автономию) «Огниво» («Звено»).
Согласно данным переписи населения 1989 г., в Иркутской области
проживало более 3 тыс. поляков, из них в Иркутске — свыше 700
чел. Гораздо больше лиц имеет польское происхождение.
